Было раннее утро. Артиллерийский огонь усиливался и становился все громче и громче. Канонада сотен пушек и других тяжелых орудий предвещала то, что мы ожидали уже давно – падение города Вуковара! Два дня и целую ночь наши силы вели непрерывный огонь из глубины своих позиций.
Неприятель почти не отвечал на него, что, конечно же, указывало на то, что у него кончились боеприпасы и что он начал беспорядочное отступление к самому центру условно называемого города. В тот день я проснулся раньше всех остальных. Я слышал звук пролетающих мимо фугасов. Они падали и разрывались в каких-то ста метрах от меня, и все это сливалось в один большой мощный взрыв. Бойцы, привыкшие к этой военной «музыке», спокойно продолжали спать. В те последние дни перед падением Вуковара они дошли до полного изнеможения. Время от времени кто-то из них бурчал себе под нос что-то невнятное, но, проснувшись, тут же засыпал снова, предварительно повернувшись на другой бок.
В животе у меня образовалась пустота. Меня обуревали чувства беспокойства и смятения. Предвкушение победы и радость от того, что мы были у цели и что через несколько дней, а, может быть, даже часов мы все выйдем из этого ада с чувством огромного удовлетворения, невольно затмевали мысли о том, что не всем из нас суждено будет дожить до этого счастливого момента. Наши ряды значительно поредели. Каждый день кто-то погибал, а раненых даже не пересчитывали. Раньше у меня не было этого проклятого ощущения. Откуда же оно вдруг появилось сейчас? Существует ли такая вещь как предчувствие? Если да, то пусть оно будет проклято. Я вышел на улицу около дома, в котором мы спали, опустил руки в бочку с водой и умылся. Холодное осеннее утро и ледяная вода немного привели меня в чувство. Я закурил сигарету и, прислонившись спиной к стене дома, стал ждать рассвета под звук канонады. Через дорогу, в здании штаба командования,, где находилось командование, горели свечи. Вероятно, что там кто-то еще и не ложился спать. Я даже знал, что этот кто-то был наш командир. Неужели и его обуревают те же мысли, что и меня, или он разрабатывает план операций на сегодня? Скорее всего - второе. Интересно, куда же он пошлет нас сегодня? Ясно, что только вперед. Но как? Каким образом? Впрочем, это не имело никакого значения, поскольку вопроса тяжело или легко вообще не стояло…Мою думу прервал курьер, который спешно приближался к зданию командования. Еще даже не рассвело, и поэтому его появление в это время суток было в высшей степени необычно. Увидев меня на входе, курьер отдал честь и кратко распорядился, чтобы я тут же доложился командиру. Это раннее донесение лишь подтвердило мои предположения о том, что решающий день наступил!
Я зашел в дом, где мы жили, взял тетрадь, оружие и неспешно направился к зданию, находящемуся в пятидесяти метрах от меня. Я прошел мимо караульных, которые мерзли на улице у входа в штаб. Они вопросительно на меня посмотрели, но у меня не было особого желания с ними разговаривать. Зал заседаний находился в конце коридора. Я постучался и вошел. Все уже были в сборе и сидели на своих местах, и только мой стул пустовал. Командир, слегка приподняв веки, взглянул на меня оценивающим взглядом, но в этот раз ничего мне не сказал. Очень скоро я узнал почему. «Шеф» начал свой доклад рассказом о нынешней ситуации на передовой. Он сообщил нам данные, полученные разведкой, и изложил задачи на сегодня. Он повернулся лицом ко мне и серьезным голосом сказал: « Сегодня роль твоего подразделения будет решающей: пойдешь на передовую…прямо сквозь неприятельские позиции, они не ожидают прорыва на этом участке фронта. Остальные группы будут двигаться по своим прежним маршрутам …»
Его слова «прямо сквозь них» навели меня на некоторые размышления. С кем же мы туда пойдем? К тому времени мое подразделение уже потеряло половину своих бойцов, а пополнения явно не ожидалось. В этот проклятый город больше никто не приезжал. Наоборот, все пытались сбежать оттуда всеми возможными способами. Не сдержавшись, я поделился своими сомнениями с командиром, попросив его дать хотя бы десяток бойцов в качестве подкрепления. Он лишь пожал плечами и мимикой лица ясно дал мне понять, что план не подлежит изменению. На деле это означало «делайте, как сказано». Командир сунул мне в руки новую «Моторолу» с номером для связи и повернулся назад к присутствующим. Все они молчали.
Заметное беспокойство ощущалось в воздухе. Заседание было окончено. Все встали, пожелали друг другу удачи, а затем каждый пошел выполнять свое задание. Я пошел к тыловику, ответственному за снабжение бойцов боеприпасами и другим снаряжением, и потребовал от него выдать мне все в двойном размере. Я сделал это скорее от злости, нежели из реально существующей потребности.
Быстрым шагом я возвратился на базу. Мои бойцы уже встали и тихо одевались. Они без особого интереса ждали, когда я поведаю им о наших задачах на сегодня.
Я собрал командиров групп и открыто, без обиняков, оповестил их о планах наших действий. Уже дано привыкшие к тому, что перед ними ставятся невыполнимые задачи, командиры восприняли мои слова без особых комментариев. Выслушав приказ и необходимые распоряжения, они пошли получать снаряжение, а затем отправились на выполнение задания.
К тому времени передовая значительно отодвинулась вперед от места нашей дислокации. Поэтому, я, Брко и Коле поехали туда на машине, предварительно загрузив в нее ящики с боеприпасами, взрывчаткой и другим снаряжением. Путь, по которому мы ехали, был весь перерыт, завален огромными отколовшимися кусками бетона и другим мусором. Было видно, что танки проделали его лишь накануне. Через пару минут мы были уже на первой линии фронта, а злобная пулеметная очередь лишь напомнила нам о том, что пришло время «припарковать» автомобиль. Брко ловко нырнул в какой-то дворик, где мы более-менее оказались защищенными от непрекращающегося артиллерийского огня. Мы вышли из машины, чтобы подождать остальных бойцов. Еще раз, уже на месте, мы проработали план операции. Вскоре подъехали остальные бойцы. Все мое подразделение было в сборе.
Нам было необходимо сконцентрироваться, но невыносимый рев артиллерийских снарядов рассеивал наше внимание. С места, где мы в данный момент находились, четко просматривался центр города, а точнее то, что от него осталось. Там почти не было неизвестных нам объектов. Противник, который был вынужден отступать, группировал свои силы на малой территории. До сегодняшнего дня он судорожно сопротивлялся, но сейчас у него не осталось никакого выбора. Я попытался представить себе ход их вражеской мысли. Представлялось вполне вероятным, что они попытаются предпринять попытку вырваться из окружения. Это был единственный способ, которым они могли бы избежать неизбежного поражения, ликвидации и плена. И жертвы тут были бы не в счет.
А что, если, действительно, нечто подобное произойдет сегодня? Что смогут сделать двадцать с лишним моих людей при поддержке не более чем ста бойцов на относительно широкой линии фронта против нескольких сотен, а может быть и тысяч обезумевших и фанатичных неприятельских бойцов?
Невозможная ситуация, невозможная логика и невыполнимое задание, …но назад пути не было. Сейчас или никогда! Я понимал, что это задание ничем не отличается от всех предыдущих заданий, что конец близок и неизбежен как для нас, так и для противника. И только Госпожа Удача и Бог могли предвидеть исход всего происходящего. Было ясно, что и сегодня мы вряд ли обойдемся без жертв. Я смотрел на лица своих бойцов, и меня охватывал страх. Я спрашивал себя, кто же следующий, кто не переживет сегодняшнего дня, кто из них – сейчас еще живых - через минуту в одно мгновение превратится в бездыханное тело!? Но я изо всех сил гнал от себя эти мысли, чтобы им, не дай Бог, не передалось мое волнение.
И вот мы двинулись вперед. Сначала группами по 5-6 человек опробованным методом – от здания к зданию. Первые пятьдесят метров мы шли относительно спокойно без какого-либо значительного отпора со стороны неприятеля. Я оставлял на каждом объекте по два человека, чтобы исключить вероятность окружения. Со второй группой людей я пробился вперед. Неожиданный свист минометной мины и ужасный взрыв в непосредственной близости от нас заставили нас спрятаться… Разрушительный снаряд калибром 82 миллиметра буквально сорвал крышу впереди стоящего дома. Мы остановились возле стены какого-то разрушенного здания, но последовавший второй, а потом еще и третий взрывы предвещали «жестокий» день. Мы оказались зажатыми в очень неприятном положении, а точный неприятельский огонь вообще не позволял нам двигаться дальше. Взглядом я искал возможность занять более выгодное положение и одновременно ожидал следующую гранату, чтобы мы в перерыве в пару секунд могли переместиться в более безопасное место. Но паузы не было, мина падала за миной, и весь участок земли вокруг нас находился под сплошным артиллерийским обстрелом. Куски черепицы, кирпича и дерева падали на нас сверху, а снаряды злобно свистели везде вокруг нас. Каким-то невероятным чудом у нас до сих пор не было потерь! Мощь других взрывов и невыносимый гул артиллерийского и пулеметного огня делали абсолютно невозможным определить, откуда в нас стреляли, а тем самым и делали невозможным всякую попытку нейтрализовать противника.
Наконец, стрельба на час прекратилась, и, не теряя времени, я подал знак рукой двигаться вперед. Мы в темпе пробежали с десяток метров в сторону удаленного дома, который худо-бедно мог послужить лучшим укрытием, поскольку был построен из твердых бетонных плит. Несколько минут затишья я использовал для консолидации наших сил и обсуждения дальнейшего плана действий. Необходимо было, во что бы то ни стало, добраться до следующего объекта, одновременно избегая снайперского огня, а сделать это можно было либо при помощи мины, либо вручную пробить огромным молотком отверстие в стене и войти в дом. Это было весьма спорное решение, оно представляло собой определенный риск, поскольку вражеский минометчик мог бы снова нас обнаружить.
Я и еще несколько бойцов начали долбить отверстие в стене, а оставшаяся часть нашей группы заняла позицию во дворе дома. Нетерпеливый Брко, не дождавшись, пока мы пробьем отверстие в стене, выскочил на улицу с желанием перебежками войти во двор дома через ворота и самому «зачистить» его. Секундой позже мы услышали новый точный взрыв гранаты, который разрушил крышу того самого дома. Затем в метрах двадцати от нас разорвалась еще одна граната. В голову мне полезли черные мысли: «Брко молчит! Брко, Брко, где ты?». Никто не отзывался. Недалеко от входных ворот во двор, выходивший на улицу, … мы увидели Брко. Прислонившись спиной к дереву, Брко с болезненной гримасой на лице показывал, что он ранен.
Два моих бойца выскочили из укрытия на улицу. Последовало несколько снайперских выстрелов, но им все же удалось внести раненого друга внутрь дома. Мы положили Брко на пол. У него было тяжелое ранение в живот, но не от минометной мины, а от выстрела снайпера. Кровь лилась из раны, а содержимое нашей «аптечки» сводилось лишь к нескольким бинтам...больше у нас ничего не было для оказания экстренной медицинской помощи. Наш «доктор» перевязал рану на скорую руку, а я зажег сигарету и дал ее Брко, невнятно произнеся: «Держись, не умирай, когда конец так близок»! Дело шло на минуты. Брко уже потерял довольно много крови, но для того, чтобы спасти его, мы должны были сначала дотащить его до машины, которая находилась в ста метрах позади нас. До больницы было несколько километров! Мы завернули Брко в первое попавшееся шерстяное одеяло. Я и Коле двинулись вдоль по улице, спотыкаясь и падая на ходу. Мы собрали остатки сил. Я молил Бога лишь о том, чтобы Брко дотянул до машины. До машины оставалось каких-то тридцать метров, как вдруг я увидел во дворе какого-то разрушенного дома человека в штатской одежде. Он оказался фоторепортером. Я позвал его на помощь, но он, хладнокровно подняв свой фотоаппарат, начал снимать свой «военный» репортаж, никак не реагируя на нас. Обезумевший, усталый и весь вне себя от ярости, я опустил раненого на землю и стал махать водителю нашего «скорпиона» с болезненным внутренним желанием выпустить целую очередь по злосчастному «фоторепортеру», но, к великому счастью последнего, пробираясь через развалины, я где-то обронил свой пистолет. Таким образом «фоторепортеру» удалось улезнуть. Мы быстро положили Брко в машину, и Коле полным ходом помчался по улице по направлению к больнице. Ему в след прогремело несколько вражеских очередей.
Я возвратился на свою позицию, где у нас осталось всего четыре бойца. Минометчик продолжал обстреливать ту же территорию, но на этот раз по звуку, характерному для мин, мне удалось определить направление огня. Снаряды летели в нас из-за спины, с наших позиций, которые находились в километре отсюда. Взбешенный, я позвонил командиру и не очень культурным языком описал ему ситуацию. Через несколько минут огонь прямой наводкой прекратился. Какие-то наши подразделения ,по-видимому, не были оповещены о начавшейся акции. К тому же, их орудийные расчеты днями не имели координат для ведения огня!
Я дошел до места, где я оставил остальных бойцов. Мы надеялись, что сейчас мы сможем беспрепятственно двигаться вперед. Для достижения нашей конечной цели нам нужно было пройти еще три или четыре объекта. Я верил, что нам повезет, и мы сможем продвинуться вперед. Группа поддержки шла в 50 метрах позади нас по противоположной стороне улицы. Я планировал поравняться с ними и вместе идти до конца. Моя рана на руке кровоточила, кровь просочилась через бинт, и я едва удерживал в руках автомат. Оставшихся людей я расставил вдоль окон, забитых сложенными досками. Мы всего лишь пассивно осматривали здание и не открывали огонь. Я стоял боком к окну и не заметил как один из моих бойцов, желающий лучше ознакомиться с ситуацией на улице, высунул голову наружу через отверстие в окне. Потеря бдительности лишь на секунду стоила «Рофе» жизни. Снайперский выстрел сразил его наповал. Еще одна молодая жизнь угасла от неумолимо точной неприятельской пули…Будь проклята война! Будь проклят этот день!
Мы снова обнаружили свое месторасположение, и снайперский огонь вновь мешал нашему продвижению вперед. Отчаянная ситуация, в которой мы опять оказались, не оставляла большого выбора. По рации я связался с командиром и срочно запросил подкрепление в 5-6, десять человек, любых, кто был в наличии. Но голос на другой стороне провода беспомощно ответил: «Никого нет, все на позициях, продержитесь хоть немного, а там видно будет…». Суровая реальность, негодование, бессилие–все эти чувства одновременно пронизали душу и тело. Все свои силы я направил на обнаружение вражеского снайпера, который, вероятно, находился совсем близко от нас и которому мы были видны как «на ладони», но все заглушающий шум артиллерии был ему на руку, потому что было очень тяжело определить его расположение.
Двадцать минут ожидания не принесло никаких результатов…наоборот, злобный свист пуль, пролетающих через сантиметровый проем в воротах, вновь сеял смерть вокруг нас. Тихую. Без боли. Прямо в сердце…так погиб Пера! Будучи уже на грани сумасшествия, я открыл перекрестный огонь по всем объектам, прежде всего по крышам близлежащих домов. Вражеский снайпер должен был быть где-то здесь! Я приказал нашей группе минометной поддержки тоже открыть перекрестный огонь. Мы покрыли огнем всю прилегающую к нам территорию от крыши к крыше. Мины ложились точно на расстоянии в двадцать метров друг от друга. В конце концов, снайпер замолчал.
В это время к нам на помощь приехал Коле с неизвестно откуда взявшимися пятью или шестью бойцами. Ситуация немного улучшилась, а немного позднее при поддержке содействующего нам подразделения, которое прорвало неприятельскую оборону справа от нас, мы двинулись вперед. Путь к центру города был открыт. Неприятель все реже открывал ответный огонь, и в течение какого-то часа нам удалось занять позицию «101».
Цель была достигнута…все мои черные мысли и предчувствия, которые обуревали меня сегодня утром, также сбылись.
Многие погибли в предпоследний день перед падением Вуковара. Те, кто до сегодняшнего дня прошли сквозь все страхи и муки ада, не дожили до светлого утра следующего дня – дня освобождения. Все они были преисполнены чувства долга, который и побудил их стать добровольцами…
Злосчастный фоторепортер выжил. Сейчас он является одним из самых известных фотокорреспондентов в своей стране. Свои военные снимки, сделанные в тот день на развалинах Вуковара, он продал за деньги одной швейцарской газете.
К великому счастью Брко выжил. Врачи сказали: «Это один случай на миллион. Пуля прошла навылет, не задев жизненно важные органы…».
