Главная страница

Мы в соцсетях











Песни родной Сербии







.......................




/27.5.2011/

Генерал Ратко Младич. Материалы Часть 2



     

     МЫ ВОЮЕМ, НО МЕЧТАЕМ О МИРЕ

     Во время нашего путешествия по бывшей Югославии, перепаханной междоусобными схватками, мы посетили окрестности Сараево, чтобы познакомиться с генералом Ратко Младичем, командующим армией боснийских сербов, человеком, о котором было больше всего дискуссий во время этой войны. «Война — это страшная вещь, — говорит он, — но мы были вынуждены взять в руки оружие. Мы должны были защитить себя от исламской экспансии, направленной на Запад. О нас распространяется много лжи».

     

     Западные газеты считают его палачом, военным преступником. Ему инкриминируется большая часть преступлений, совершенных против мусульман в Боснии. Его считают подстрекателем изнасилований, убийств и массового истребления мусульман.

     

     А для сербов Боснии он настоящий герой, символ их борьбы.

     

     Без сомнения, это человек, который пользуется признанным уважением на этой войне.

     

     Итак, мы будем говорить о генерале Младиче…

     

     Нам удалось найти генерала на одной из военных баз в сердце Боснии в двух километрах от Сараево. Встретить генерала Младича и взять у него интервью очень не просто. Он человек номер один в армии боснийских сербов и непосредственный участник военных действий. У генерала нет постоянной базы, он всегда перемещается с одного места на другое.

     

     Он не испытывает никаких симпатий к западным корреспондентам. Но нам всё-таки удалось договориться о встрече с ним, благодаря помощи одной корреспондентки белградской газеты «Политика», которая очень хорошо знает генерала Младича и которой он доверяет. Эта встреча состоялась после полудня среди боснийских гор, в селе Хан-Пиесак, расположенном на дороге из Зворника в Сараево.

     

     Двигаясь на автомобиле по направлению к Хан-Пиесаку мы проезжали по местности неописуемой красоты в то время, когда солнце освещало своими лучами верхушки гор. Но очень скоро появились и немые свидетели военных действий: сначала мы увидели два разрушенных дома, затем ещё несколько домов также лежащих в развалинах, а вскоре нашему взору предстало полуразрушенное село. По дороге попадались только военные автомобили. Через каждые два километра мы встречали очередное село и вооруженные заставы. Полицейские с оружием и солдаты проверяют документы, опрашивают, но при этом остаются любезными.

     

     Мы приехали в Хан-Пиесак раньше назначенного времени. Нас проводили до одной старой гостиницы, превращённой в казарму. Там нас встретили два полковника в приятной приятельской атмосфере, ничуть не напоминавшей нам фронтовую обстановку.

     

     Мы поднялись с ними на последний этаж и вошли в канцелярию командира расположенного здесь подразделения. «Генерал Младич просит извинить его за небольшое опоздание», — сказали нам.

     

     Гуманитарная помощь

     

     Небольшая комната, центральное место в ней занимает письменный стол, на котором лежат аккуратно сложенные документы. Тут и книга «Любовные романы Тито» Филиппа Радуловича. За письменным столом находятся зеркало, покрытое гербом Республики Сербской, и сербско-боснийский трёхцветный флаг. На противоположной стороне стоят цветной телевизор и в одном с ним углу шкаф, на котором между двумя сербскими флагами виден лик святого. «Это наш заступник, Святой Савва», — объясняет один из присутствующих.

     

     Пока мы ожидали генерала Младича, нас угостили сливовицей, национальной ракией, и показали нам «трофеи».

     

     Сначала мы увидели старое самодельное ружьё, изготовленное из обрезка водопроводной трубы. «Оно принадлежало одному мусульманину», — сказали нам.

     

     Затем показали огромную коробку с итальянским военным пайком. «И это мы захватили у мусульман», — объяснили нам, внимательно наблюдая за нашей реакцией. Телефон непрерывно звонил.

     

     Вошёл один генерал, но это был не Младич, а его заместитель Джордже Джукич. «Генерал Младич вот-вот приедет», — сообщил он. Один из солдат поспешил прикрыть книгу о любовных романах Тито стопкой документов.

     

     Наконец, около часа дня появился генерал Младич в сопровождении своих офицеров. Он не очень высок, рост не более 180 см , но его появление производит впечатление. Генерал одет в камуфляжную форму.

     

     Мы смотрим на него с любопытством и недоверием. Генерал нас любезно поприветствовал, извинился за опоздание, затем сел за письменный стол и приготовился отвечать на наши вопросы.

     

     — В Италии многие не понимают этой войны. Особенно не понятно то, что происходит в Боснии, в Сараево. Сербы сражаются против сербов. Их разделяет только религия: со одной стороны вы, православные, с другой — мусульмане. Можете ли Вы объяснить нам, почему это противостояние приняло столь жестокий характер?

     

     — Нелегко объяснить то, что здесь происходит. Мой народ, сербский народ, был против этой войны. Война — это страшная вещь. Следовало бы объявить войну войне. Но мы были вынуждены вооружиться. Нас заставило так поступить, прежде всего, наше прошлое, и современная христианская Европа, которая недооценивает исламскую опасность. Наша беда в том, что мы находимся в эпицентре столкновения различных интересов, целью которых является дестабилизация ситуации в Европе. Мы вынуждены выстроить бастион для защиты от исламской экспансии, направленной на Запад. За спиной наших противников, с которыми мы сражаемся здесь в Боснии, стоит весь мусульманский мир во главе с Турцией. Кроме всего прочего странно и парадоксально, что христианская Европа поддерживает создание мусульманского государства на Балканах. Наибольшую поддержку в этом оказывают Франция и Германия. Франция поступает так для защиты своих интересов в Алжире и других арабских странах, которым она продаёт оружие на многие миллиарды долларов. Германия хочет включить в сферу своего влияния Ближний Восток и Балканы. Германия стремится использовать сегодня боснийских мусульман для тех же целей, для которых она использовала во время Второй мировой войны усташей Анте Павелича.

     

     Генерал Младич с негодованием трясет головой: «Я задаю себе вопрос, если Франция на самом деле хочет создать мусульманское государство в Европе, почему она не желает создать его где-нибудь в Париже или Бретани?»

     

     Присутствующие смеются.

     

     — Что Вы думаете о роли США?

     

     — Америка не хочет, чтобы Европа объединилась. Американцы согласились на новое объединение Германии прежде всего потому, что именно это облегчало им дестабилизацию нашего континента. Они продолжают свою линию и сейчас. Но Америка многое недооценила. Например, американцы не предвидели, что война на Балканах может угрожать не только стабильности в Европе, но и всему миру.

     

     — Знаете ли Вы, что западные газеты описывают Вас как жестокого и кровожадного человека. Они называют Вас палачом. Что Вы можете сказать по этому поводу?

     

     — Благодарю Вас за то, что задали мне этот вопрос. Нас обвиняют в том, что мы начали эту войну и продолжаем её вести на чужой земле. Нас обвиняют в том, что мы народ, проникнутый империалистическим духом. Но это не так. Наша война — это война оборонительная. Мы защищаем наших жён, детей, дома и свои земли. К сожалению, почти все страны западного мира на стороне наших противников. Они используют средства массовой информации, злонамеренно распространяя ложь о нас. На самом деле единственное обвинение, которое я могу принять, если мне его выскажут, — это заявление, что я патриот, сражающийся за свой народ. Мне не в чем себя обвинять. Если бы Вы видели 21 сентября 1991 года как люди другой нации убивают ваших соотечественников на мосту через Корань в Хорватии, по-моему и Вы бы вели себя точно также.

     

     Мировое сообщество не предприняло ничего, чтобы облегчить страдания сербских солдат, которые находились в плену в словенских и хорватских казармах без воды, пищи и электричества. С другой стороны, оно справедливо негодовало после массового убийства людей, которые стояли в очереди за хлебом в Сараево на улице Васо Мискина. Но эта резня была организована не сербами, это сделал вождь мусульман Илия Изетбегович, который заплатил иностранным наёмникам за уничтожение собственных людей, чтобы потом всё свалить на сербов. Даже Агата Кристи была бы не в состоянии придумать столь ужасающий сюжет. Но я убеждён, что однажды истина об этих событиях будет обнародована. Хотел бы подчеркнуть, что сербская армия всегда помогала хорватскому и мусульманскому гражданскому населению. Например, мы разрешили доставку гуманитарной помощи мусульманскому и хорватскому населению через контролируемые нами территории. Но это ещё не все. Во время военных действий в районе Зеницы мы эвакуировали тысячи гражданских хорватов и 904 солдата, которых преследовали мусульмане. Из района Вароша и Центральной Боснии к нам прибыло 15 000 хорватских беженцев, которых мы приняли и дали им защиту, как своим. Мы согласились на эвакуацию 12 000 мусульман, женщин и детей, из Сребреницы. Даже во время самых жестоких боёв мы разрешали силам ООН эвакуировать сотни солдат противника, которые перед этим устраивали резню сербов. Мы дали возможность «голубым каскам» и международному Красному Кресту эвакуировать более двухсот раненых из Жепы. Скажите мне, где и когда хорваты и мусульмане помогли нашему народу и нашим солдатам? Назовите мне хотя бы один такой пример.

     

     Западная печать постоянно говорит о сербских концентрационных лагерях, но почему тогда никогда не показывает снимки с горами трупов сербов и мусульман, убитых хорватами в Западной Герцеговине? Почему мир никогда не был информирован об ужасном положении сербов, которые остались в Сараево, Зенице, Мостаре, Тузле, Сребренице, Загребе? Почему мировое сообщество тогда молчало?

     

     О нас говорили очень много такого, что не имеет ничего общего с истиной. Даже Совет Безопасности ООН занял враждебную нам позицию на основе неверной информации и ввёл против сербского народа беспрецедентные санкции. Международное сообщество сделало всё возможное для оказания помощи хорватам и мусульманам. Вся гуманитарная помощь, даже та, которая доставляется на самолетах, попадает к хорватам и мусульманам. При этом используются, к сожалению, и итальянские аэродромы, такие, как аэродром в Анконе. Возможно, итальянцы этого и не знают. Наш народ уже три года проливает свою кровь, а мы не имеем возможности ни обеспечить всем необходимым наших врачей, ни привести необходимые лекарственные препараты. Нет продовольствия. Мы не можем даже землю обрабатывать, т.к. нам не дают ввезти бензин для сельскохозяйственной техники. В отличие от нас хорваты и мусульмане имеют в своём распоряжении оружие, которое они ввозят через порты в Пуле, Риеке и Сплите. Каждый день прибывает оружие для наших противников морским или воздушным путём. Но никогда не поздно изменить такое положение вещей. Это мой призыв, с которым я обращаюсь к Италии. Итальянский и сербский народы имеют много общего. Да и исторические судьбы наших народов в прошлом весьма похожи. В 1943 году во время Второй мировой войны итальянцы во многом помогли сербам. К этим сербам я причисляю и себя.

     

     «Малыш».

     

     — Я родился в небольшом селе вблизи реки Неретвы и остался жив, благодаря двум итальянским солдатам из дивизии Мурджия. Они в то время были заключёнными, которых немцы размещали недалеко от отдельных фабрик. Этот солдат жил в нашем доме вместе с ещё одиннадцатью итальянскими солдатами. Они оставались у нас шесть месяцев. Мои отец и мать были настолько больны, что едва двигались. Я тоже был болен. Я бы умер, если бы этот добрый солдат изо дня в день не кормил меня и не лечил, используя травы. Он делал суп из трав и растений, которые он мог найти.

     

     — Помните ли Вы имя того итальянского солдата?

     

     — К сожалению, нет. Но я помню как он звал меня «малыш».

     

     — Каковы отношения между вами и мусульманами?

     

     — Очень плохие. Это гражданская война. И снова повторяю: мы не можем забывать тех, кто поддерживает мусульман.

     

     — Возможно ли прекратить это противостояние?

     

     — Если бы спрашивали сербов, то эта война никогда бы и не началась. Повторяю, мы вынуждены в ней участвовать. Мы и сейчас готовы заключить перемирие и все остающиеся проблемы решить мирными средствами. Но эта война не может завершиться, т.к. этого не хотят хорваты и мусульмане, а также те, кто их поддерживает.

     

     — Неужели у Вас не вызывают беспокойства постоянные угрозы НАТО подвергнуть воздушным ударам Ваши позиции?

     

     — Каждый день нам угрожают военной интервенцией и воздушными бомбардировками. Но это нас не пугает. Мы умеем защищаться. Как? Спросите об этом хорватов и мусульман. Даже если против нас бросят миллионную армию, мы не испугаемся. Не знаю, скольким матерям тогда придётся послать сюда своих сыновей на смерть во имя защиты границ, проведённых политиками Тито.

     

     — Вы сказали, что сейчас невозможно положить конец этой войне из-за политики ваших противников. Но, если война будет продолжаться, разве не существует опасности распространения конфликта и за пределы Боснии?

     

     — Есть стопроцентная гарантия, что так и случится. Более того, это гарантия в миллион процентов. Если эта война вовремя не закончится, она, безусловно, распространится на весь мир. Не забывайте что Балканы — это перекрёсток путей между Европой, Азией и Африкой. И помните, сегодня наших детей убивают оружием, которое изготавливают на фабриках и заводах Германии и Франции. Но, обратите внимание, если эта война не закончится, она затронет и ваших детей. Вы в Италии должны были бы забеспокоиться первыми. Помните, когда у вашего соседа начинается пожар, всегда лучше помочь погасить его до того, как пожар распространится и на ваш дом.

     

     Генерала Младича уже в сотый раз вызывают к телефону. Он вернулся, чтобы закончить разговор с нами.

     

     «В войне, которая перейдет эти границы, больше уже не будет ни одного полностью безопасного места на всей планете», — предупреждает нас генерал.

     

     И это был конец официального интервью.

     

     Затем генерал Младич пригласил нас на обед вместе со своими людьми в комнату на первом этаже, где было ужасно холодно. Сухое мясо, огурцы, сыр и картофельное пюре с мясом. Совсем не роскошно. А ноги у нас тем временем замерзают. Все-таки благодаря ракии, которая подавалась весьма обильно, атмосфера стала улучшаться.

     

     Возвращаемся к разговору о жестокостях этой войны.

     

     «Жестокость? Никто не знает, что такое война, пока сам не примет в ней участие».

     

     После этого генерал говорил об Италии.

     

     «В каждой итальянской больнице есть несколько кроватей, которые предназначены для мусульманских детей из Боснии и Герцеговины. А сколько кроватей для сербских детей? Почему даже вы помогаете мусульманам, а не нам? Разве могло так случится, что от вас, наших всегдашних друзей, мы не получили даже мешок картошки?»

     

     Как бы развивая свою мысль, генерал Младич продолжал: «Вы отказались даже от Истрии. Но Истрия — не хорватская территория, она всегда принадлежала Италии. Она должна быть возвращена Италии».

     

     «Я знаю Италию. Восхищаюсь вашей страной, музыкой, искусством, традициями».

     

     Генерал улыбается: «Вы известны успехами в спорте: футбол, баскетбол. Я был в Италии только один раз в 1979 году, когда закончил Военную академию. Я посетил Ливорно, Пизу, Геную. Позже поехал в Ливию. Какая огромная разница!»

     

     Несколько расслабившись, генерал предался воспоминаниям:

     

     «В Ливорно я хотел купить пару ботинок. Я вошёл в магазин, выбор обуви в котором был огромный. Но размеры обуви у вас и у нас отличаются. Я примерил одну пару, вторую, третью, но ни одна пара мне не подошла. Однако я не мог уйти так ничего и не купив. В конце концов купил ботинки, но они были мне узковаты. Позже подарил их одному своему другу. Вспоминаю ещё один случай в Пизе. Я носил военную форму и в начале все смотрели на меня с недоверием. Они думали, что я советский солдат. Это было время «красных бригад», а итальянцы не очень любили Советы. Но когда итальянцы узнали, что я из Югославии, они сделались очень любезными по отношению ко мне. Мои друзья и я хотели посетить падающую Пизанскую башню, но у нас не было итальянских денег. Одна госпожа увидела наше затруднение и всем нам купила билеты, и даже предложила нам своё общество. Итальянцы действительно необычайный народ!»

     

     Однако на наши просьбы продолжить свой разговор генерал ответил отказом. «У вас чудесная страна», — сказал он.

     

     Но все-таки генерал поведал нам ещё кое-что: «Перед самой поездкой в Италию я обвенчался со своей супругой и мне её очень не хватало. На корабле написал ей письмо и положил его в конверт с её адресом. А сам конверт вместе с банкнотой в 10 долларов и десятью сигаретами положил в бутылку. Деньги и сигареты были предназначены тому, кто найдет эту бутылку и отправит моей супруге это любовное послание. Когда мы проходили Мессинским проливом, я бросил бутылку в море. Спустя определённое время моя супруга действительно получила это письмо. И не только письмо, но и деньги с сигаретами».

     

     Окончание обеда означало и конец разговора. Мы попрощались с генералом Младичем, который оставил у нас двойственное впечатление: он настоящий солдат, твёрдый, решительный, возможно, беспощадный к противникам, но в то же время он человек, который может улыбаться и сопереживать.

     

     Генерал Ратко Младич направил читателям журнала «Дженте» следующее послание: «Надеюсь, что истинная правда скоро станет известна во благо всем, а в особенности сербскому народу».

     

     Гаспари ди Склафани, журнал «Дженте», Милан, январь 1994 г.

     

     СИМВОЛ СЕРБСКОГО СОПРОТИВЛЕНИЯ

     Генерал Младич олицетворяет собой символ сербского сопротивления в Республике Сербской Краине и в Республике Сербской. Младич не принадлежит к типу офицеров в блестящих погонах. Они у него часто заляпаны грязью, т.к. в основном он находится на передовых позициях. Он много раз подвергался смертельной опасности, но это его как бы не волнует. Он говорит: «Разве моя жизнь ценнее жизни любого бойца в окопе?!». За такое отношение, за храбрость, знания, человечность солдаты превозносят его до небес, подчеркивая, что воевали бы только за него. О нём рассказывают легенды, а Младич, хотя и любит быть первым (на что он имеет право), отвечает: «Никакая я не легенда. Я самый обычный человек, который защищает свой народ». Все заслуги он приписывает своим воинам. Умоляя журналистов писать как можно больше об остальных ратниках, он говорит: «Я не люблю много говорить для прессы, т.к. не могу подчеркнуть заслуг каждого борца. Представьте себе, каково приходится сейчас, зимой, каждому воину, которого засыпает снег, заливает дождь, осыпают градом вражеские пули. Против него воюют не только с винтовкой и пушкой, против него используется вооружение со всего мира...».

     

     — Как Вы стали генералом?

     

     — В войне и мучениях. Офицерскую карьеру начал в Скопье, где 4 ноября 1965 года стал командовать взводом автоматчиков. Уже 7 ноября проводились маневры «Осень-65». О тех моих первых офицерских днях могли бы быть написаны книги, т.к. я был самый младший по возрасту в руководимом мною взводе. Всё же мне удалось влиться в коллектив. Первое моё знакомство с трудностями воинской жизни произошло именно на этих учениях, на которых присутствовал тогдашний министр обороны Иван Гошняк. ться с самым легким днем войны. (здесь наверняка пропущено целое предложение или даже несколько!!!). Вот так я начал с подпоручика и прошёл все ступени командных должностей вплоть до комбрига. Потом, с 1989 по 1991 годы я был начальником Отделения по обучению в тогдашнем Третьем военном округе в Скопье. С 14 января до 26 июня 1991 года являлся одним из помощников командующего Приштинским корпусом.

     

     26 июня, когда я находился на погранпосту Морина по делам, связанным с объездом югославо-албанской границы, мне позвонил по телефону командующий Третьим военным округом. Он сообщил мне решение Верховного командования о моём переводе в Книн, спросив, что я об этом думаю. Я ответил, что тут нечего раздумывать, надо выполнять приказ. Он поблагодарил, предупредив, что я иду на понижение по сравнению с той должностью, которую занимал. Но я это воспринимал не как некое понижение, а как доверие ко мне: значит верят, что в той сложной ситуации я могу помешать войне. В то время в Словении всё горело вокруг военных баз и застав. Велась жестокая борьба против ЮНА, вода и электричество были отключены, невинных солдат убивали из-за угла. Это было величайшим унижением и армии и государства. Вот так 29 июня я сел в вертолёт и отправился в Книн.

     

     О Младиче говорили, что он был «недисциплинированный» командир ещё во время коммунизма, когда служил в Македонии. Особенно им было недовольно тогдашнее македонское генеральское лобби, т.к. он не присоединялся к децентрализации, в которой всё явственнее проглядывались антисербские настроения. Настоящую лавину гнева он вызвал на себя в Книне, когда этот город был центром сербского сопротивления. Его объявили военным преступником номер один, а сербы сделали из него легенду. Но всё это как будто не касается Младича, он только лаконично отвечает: «Не чувствую себя таковым, я только защищаю свой народ».

     

     Его самый большой «грех» был в том, что он встал на защиту сербского народа и поднял его на борьбу. Хотя и он сам с трудом понимал то, что больше нет общей жизни с вчерашними «братьями» и наступает время жуткой войны. По прибытии в Книн Младич предупредил: «Молчание и пассивность не разнежат сердца мясников и убийц. Кто не понял того, что пришло время быть или не быть, будет выброшен на свалку истории. Настало время, чтобы все порядочные люди поняли опасность, грозящую тем, что в этом водовороте пострадают ещё и многие невинные люди. Злу, которое нам откуда-то послано или воскресло на нашей земле, нужно сопротивляться всеми имеющимися средствами...».

     

     В 1945 году усташи около села Шунь, в крае где родился Анте Павелич, убили отца Младича, когда ему было два года. Поэтому он избегает употреблять слово «усташ». Мать Стана, которой идёт восьмой десяток лет (живет в Пале) в этой, как и в предыдущей войне, подвигла женщин из окрестностей Калиновика включиться в борьбу. Родной брат Младича постоянно в окопах, на передних рубежах. Супруга Боса понимает все муки и долг мужа-генерала, оказывая ему тем самым необходимую моральную поддержку. Она заботится о сыне и дочери, их учебе... В сараевском районе Пофаличи Ратко Младич и его брат имели огромный дом с большими и роскошно обставленными комнатами. Как только в городе вспыхнула война он первым взлетел на воздух...

     

     — Я никогда не был «недисциплинированным» офицером. Я — офицер, который думает своей головой... В конце июля 1991 года, представляя Книнский корпус, я прибыл в Генштаб ЮНА, в котором был разработан план действий в случае продолжения агрессивного поведения Хорватии и Словении. На одном специальном совещании я представил своё видение и оценку ситуации. По сути, это было мнение командования Книнского корпуса. Я выступал за реализацию соответствующих задач на этой территории с целью исправить ситуацию, чтобы тогдашние силы Комитета народной гвардии были бы вынуждены сложить оружие. Но, к несчастью, эта концепция не была принята, так что всё это позже обернулось страшным кровопролитием на территории Республики Сербская Краина, а потом и на землях бывшей Боснии и Герцеговины. До военных складов добрались многие из тех, которым оружие противопоказано видеть даже на фотографиях...

     

     — Что для Вас представляло наибольшую трудность в Книне?

     

     — Легко не было нигде, ни в Книне, ни в бывшей Боснии и Герцеговине. Для меня это третий военный новый год, который я встречаю в окопе с народом и армией. Было тяжело понять ту объективную ситуацию, которая сложилась в стране и в армии. Трудно было изменить умонастроения, т.к. не было ни ясной политической концепции, ни платформы, ни позиции, на которые можно было бы опереться и действовать. Скажем, очень трудно было понять то, что шло из высших государственных и военных структур. Всё это в основном походило на топтание на месте. Принимаемые меры были неудовлетворительны. Корабль не мог взять другой курс. Горько переживал я за людей, коллег, заблокированных в гарнизонах. Тяжело было на душе, когда узнал о жестокой расправе хорватских властей с военнослужащими Военно-морского округа на командном пункте в Жрновнице, близ Сплита, где на объекте, запрятанном под землёй, находились 164 офицера и солдата. Им вместо обычной пищи слали еду для собак...

     

     Лондонский «Гардиан» в одном из своих аналитических материалов представил Младича как «движущую силу сербской военной кампании в Боснии». Нью-Йоркский «Ньюсуик» — как «серба, который принимает решения». А один дипломат после встречи с Младичем сказал: «Я был восхищен его почти энциклопедической памятью всех военных операций, жертв и потерь в этом регионе». Здесь, между прочим, подтверждаются свидетельства соратников Младича о том, что для него самой тяжелой вестью является та, из которой он узнает о новой жертве войны.

     

     Генерал Ратко Младич для своих солдат не только великий полководец и стратег, диктующий наступление войск к известной цели, но часто и настоящий отец, который понимает муки и проблемы, каждого из них. Его жизнь почти не отличается от жизни любого солдата с передовой. А как иначе, если он сам на первой линии огня, где стреляют и гибнут!? Поэтому только с ним мог произойти случай, какой редко доводится испытать какому-либо генералу, когда на руках Младича умер молодой боец, получивший смертельное ранение. Только такой генерал как Младич, после того случая в Житниче, мог горько, по отцовски воскликнуть: «Ох, Боже, почему этот осколок Ты приготовил не для меня, а для этого ребенка?!»

     

     — Ваши вылазки и вылазки полковника Лисицы через линию фронта к хорватам часто выглядели чистым эксбиционизмом...

     

     — Может быть. Скажем, ведутся бои, а Лисица и я должны идти в село Проклян. Во время прохода через село Вачани замечаем там хорватские части, предлагаю Лисице не идти через Брибир и Кистанью, а избрать путь через Горицу, чтобы обойти солдат в Братишковцах, а затем — в Книн. В селе Горица перед этим была жестокая схватка с хорватами, которые захватили в плен одного краинского милиционера Лаловича. Лисица говорит: «Дружище, как это идти в Горицу, когда знаешь, что у них там свой опорный пункт, свои позиции?!». На самом деле, Лисица весьма храбрый человек. Против хорватов он действовал достаточно остро, и мог бы сразу их разгромить. Всё же решили двигаться первоначальным путём. Подошли к их посту в Горице. Говорим их солдатам: «Давайте, убирайте это, чтобы мы могли пройти». Они, вероятно, изумлённые нашей дерзостью подняли шлагбаум и мы таким образом беспрепятственно продолжили путь... Пока они сообразили что к чему, мы уже прошли...

     

     — Как произошло Ваше избрание начальником Главного штаба Войска Республики Сербской?

     

     — В начале мая 1992 года в один из дней после нападения на колонну Второго военного округа в Сараево я был в Белграде, чтобы получить предписания от тогдашнего начальника Генштаба генерала Благоя Аджича. К тому времени генерал Велько Кадиевич подал в отставку с поста министра обороны и Аджич был назначен исполняющим обязанности министра. Он меня пригласил в Белград обменяться мнениями и обсудить перемены в ситуации. Разговор был очень конструктивным и продолжался больше часа. Я получил соответствующие предписания и самолетом вылетел в Удбину. Здесь меня ждал автомобиль, и я уехал в Книн. Только вошёл в штаб Книнского корпуса, как секретарь меня соединяет с генералом Аджичем. Он приказал мне быстро сдать дела и немедленно прибыть снова в Белград, чтобы оттуда выехать и принять дела от генерала Милутина Куканяца, тогдашнего командующего Вторым военным округом с центром в Сараево. Это для меня было большой неожиданностью, шоком.

     

     Я не ожидал этого. Не ожидал и того, что со штабом Второго военного округа произойдёт то, что случилось во время отхода из Сараево, когда на Добровольческой улице была устроена его бойня. На самом деле я каким-то образом ожидал этого. В то время мой девятый (Книнский), четвертый, пятый, десятый и семнадцатый корпуса входили в состав Второго военного округа. Однажды, когда генерал Куканяц приехал ко мне, то, после обхода позиций моего корпуса около Дрниша на его вопрос, что я мог бы ему предложить с учётом моего тогдашнего боевого опыта, я, скидывая ветровку, спросил: «Извините, Ваша команда ещё в Солуне?». Он изумился: «Каком Солуне?». Говорю: «Там, на Башчаршии?» А он: «Да. Небось, не в твоём же Калиновике?!». Потом я ему сказал: «Первое, немедленно прикажите генералу Прашчевичу (начальник штаба Второго военного округа) перебраться в другое место...». К сожалению, он этого не понял должным образом. Дальше было уже поздно…

     

     Мне было приказано принять пост начальника штаба Второго военного округа и одновременно командующего, т.к. генералы Станкович и Куканяц должны были отбыть в Белград. Я принял дела, когда карта размещения Второго военного округа была изменена. Я застал там весьма сложную ситуацию с большим количеством морально потерянных людей. Многие из штабной команды Куканяца ничего не знали о судьбе своих близких. В ней служило свыше десяти офицеров, некоторые из которых всю свою армейскую жизнь провели в Сараево. Многие из них оставили в Сараево семьи и всё своё имущество, но они спасали армию и её снаряжение, уходя на новое место. К сожалению, многие никогда не соединились со своими семьями. Многие семьи пострадали. Эти события в Сараево по всему указывали, что начинается очень жестокая война на территории бывшей Боснии и Герцеговины. Всё развивалось очень быстро. Всё происходило по единому сценарию, начиная от нападения на пограничные посты в Словении и до трагедии с командой Второго военного округа. Здесь, конечно, нужно учесть и нападение на сербскую свадьбу на Башчаршии 1 марта 1992 года, и на других ни в чём не повинных людей.

     

     К сожалению, во всех этих событиях — от Словении до загремевшей войны на просторах бывшей Боснии и Герцеговины — западные СМИ, да и словенские, хорватские и мусульманские средства массовой информации, сыграли исключительно трагическую роль, содействуя разгоранию гражданской войны. Эту войну они разжигали какими-то сенсациями, создавая их почти на пустом месте. Это неслыханно, как они старались раздувать всё, чтобы у мусульманского и хорватского населения разжечь ненависть к сербам и ЮНА. Даже пропагандистская машина Геббельса не достигла такого уровня и успехов... Вступив в командование Вторым военным округом, я себе сразу поставил задачу сформировать свою команду и штаб из остатков офицерского состава Второго военного округа, из тех, кто со мной прибыл из Книна, из офицеров родом из Боснии и Герцеговины, независимо от их места службы.

     

     Мы сразу взяли курс на формирование Главного штаба сербской армии. Мне уже было ясно, что здесь произойдёт великое историческое событие. Уже тогда из некоторых непроверенных источников я узнал, что принято решение о выводе ЮНА с территории Боснии и Герцеговины. Это страшно потрясло меня. Я не мог поверить, что народ будет брошен в беде без оружия. Трагичные и убийственные для судьбы народа события тогда перегоняли друг друга.

     

     Как только последовало решение о том, что до 19 мая 1992 года ЮНА уходит с территории Боснии и Герцеговины, была организована встреча на высшем военно-политическом уровне, где мы приняли решение о формировании сербской армии и Главного штаба. Все это происходило на заседании скупщины в Баня-Луке 11 и 12 мая. Я приехал в Баня-Луку и там встретился с Президентом доктором Радованом Караджичем и депутатами. Они мне сообщили о принятом решении назначить меня командующим. Вскоре последовал экспрессный вывод ЮНА. Впереди была продолжительная и изматывающая битва. Требовалось максимальное психическое и физическое напряжение по отводу военных школ из Сараево, по освобождению гарнизонов по всей Боснии и Герцеговине, по спасению гражданского населения. Предстояло начать и отладить работу Главного штаба Войска Республики Сербской. Нас ждали жестокие битвы, которые длятся и по сей день...

     

     В первые дни войны в Сараево был подожжен дом генерала. Ратко Младич видел с горы Враца как он горит в Пофиличах. Был страшно обеспокоен, т.к. не знал, сумели ли выбраться оттуда мать, жена, дети, брат. Смотрел с расстояния меньше километра. В тот момент возле него столпились ставшие воинами его соседи сербы, оставившие свои дома в Пофаличах. У одного из них, служившего у Младича шофером в Охриде, тогда убили отца и дядю ...

     

     Позже, на той же позиции, один из бойцов подошел к Младичу и сообщил ему, что смотрел по телевизору как 16-летний сын его соседа Хамида Дураковича хвастался поджогом генеральского дома, сказав: «Все Младичи успели выбежать, но сам-то дом сгорел!». Бывший здесь артиллерист мгновенно взял на прицел дом Хамида и, обратившись к Младичу, произнес: «Господин генерал, Вам принадлежит честь сделать выстрел!»

     

     Младич подошёл к оптическому прицелу и как на ладони увидел дом соседа, но стрелять отказался…

     

     Йован Янич, журнал «НИН», Белград, январь-февраль 1994 г.

     

     Продолжение следует

     http://rus-obraz.net/serbia/22

     


Комментарии (1)