Главная страница

Мы в соцсетях











Песни родной Сербии







.......................




/20.11.2012/

"Дроздово поле, или Ваня Житный на войне"



     

     
Глава 9

      Комолая корова


     

      И цыганке Гордане, как оказалось, тоже надо было в Приштину.

      – Вот совпаденье-то! – саркастически воскликнул Шишок.

      Пока ждали автобус, поменяли часть долларов на местные динары, постаравшись сделать это незаметно для цыганки – Ваня настоял.

      Росица Брегович второпях написала родным письмецо и кинула его в почтовый ящик, дескать, авось дойдет. И тут же сунула нос в свой «Хазарский словарь», мол, немного осталось-то. Яна попросила почитать вслух – и некоторое время упорно слушала, хоть глаза у неё слипались. Росица читала:

      - «В человеческих снах хазары видели буквы, они пытались найти в них прачеловека, предвечного Адама Кадмона, который был мужчиной и женщиной. Они считали, что каждому человеку принадлежит по одной букве азбуки, и что каждая из букв представляет собой частицу тела Адама Кадмона на Земле». Тут кусок отгрызен, - извинилась Росица. А Яна похвалилась, что она тоже знает азбуку, и стала тыкать пальцем в знакомые буквы.

      «В человеческих же снах эти буквы оживают и комбинируются в теле Адама…" – продолжала читать Росица. Но тут уж дитёнок не вынес – и, притулившись к Златыгорке, заснул. Ваня подумал, что неплохо было бы заглянуть в Янины сны – может, из снов стало бы ясно: вила эта девочка или нет…

      А Шишок, с открытым ртом слушавший мудреный текст, безапелляционно заявил: дескать, а Бог-то давно уж не читает книгу под названием «Повесть о человеке», поскольку, дескать, конец у каждой книжки – один, и давно ему известен, скучно, де, читать такую белиберду! Он, только лишь очередная повесть допишется, сейчас её в ячейку, на свое место, а кто уж её станет читать – неизвестно…

      Ваня Житный тем временем достал сумку погибшей матери Яны, покопался в ней и нашел документы: фамилия девочки была Божич, адрес тоже имелся… Что ж, не миновать им, видать, города Белграда!..

      Купив в ларьках, кому чего надо, загрузились в автобус, очень похожий на тот, что в 93-м году вез Ваню с домовиком в Теряево. И даже дерматин на сиденьях был порезан так же, и вон - желтый поролон прёт наружу. Шишок живо занял хорошее местечко у окошка, рядом с ним уселась Росица, а Ваня – перед ними, на боковое сиденье.

      Не успели выехать за город, как увидели: за окнами, за разрушенным бетонным забором мелькнула черная воронка – водитель пояснил в микрофон, дескать, здесь фабрика стояла «Здравле», лекарства выпускала, американская бомбежка… А еще, де, в городе школу разрушили и больницу. По радио, дескать, передавали, что в Барике тоже разбомбили завод, где делали хлориды, а в Панчево - нефтехимическую фабрику, да это что – говорят, в Гроске чудом в ядерный реактор не попали! Вот чего гады делают, кислород хотят перекрыть, выкурить сербов с родной земли… А знаете, де, как НАТО свою операцию назвало? Пассажиры с передних сидений покачали головами отрицательно.

      - «Милосердные ангелы»!

      Шишок закрутил такое витиеватое ругательство, что чуть не вошел в штопор. Он подталкивал в бок Росицу Брегович, дескать, слушай, гражданка мира, чего тут деется! Росица только хмурилась. Вдруг шофер выругался: - Вот сволота! – а смотрел он не на дорогу, а куда-то гораздо выше.

      Пассажиры стали выглядывать наружу: в небе летела тройка натовских самолетов. Домовик мигом определил: американский, английский и немецкий… И заворчал: - Куда немчура-то опять суется! Мало они тут в сороковые набомбили! - А водитель свое ворчал: дескать, и где ж они, русские братья, эх, сюда бы сейчас систему противовоздушной обороны С-300!

      Ваня с укоризной поглядел на Шишка, как будто домовик, когда-то служивший в армии, был в ответе за действия, - вернее, за бездействие, - наших военных. Гордана, тоже углядевшая бомбардировщики, принялась творить какую-то свою цыганскую молитву – чтоб крылатые «томагавки» не нашли её в раздолбанном автобусе.

      И самолеты со своим смертоносным грузом на борту пролетели мимо. А Шишок, перестав пихать Росицу в бок, стал угрюмо интересоваться: а чего, дескать, шиптары у вас тут командуют, с оружием расхаживают, как у себя дома, в Албании? Росица Брегович даже рот разинула, до того удивилась: вы чего, дескать, правда, с луны свалились? Таких простых вещей не знаете? Тогда Ваня, переглянувшись с Шишком, сказал:

      - Не, мы не с луны, мы из России…

      Девочка стащила с носа очки, протерла – и через протертые диоптрические стекла поглядела на новых знакомых:

      - Ничего себе! Никогда еще русских не встречала! А я гляжу: у вас, - она кивнула на медаль Шишка, - по-русски тут написано: «За отвагу»…

      - А ты понимаешь, что ль? – обрадовался домовик и потер пустым рукавом медальку, чтоб шибче блестела.

      - У нас в школе до 5-го класса русский язык был. А вы, что ж, сербский учили? Шпарите так, будто он вам родной?

      Поскольку домовик принялся строить глубокомысленные рожи, а в ответ – ни слова, пришлось Ване, чтоб не впутывать посестриму, опять ссылаться на чудеса отечественного образования.

      Тут мальчик опомнился и оглянулся: Гордана сидела за тремя парными сиденьями. Через проход от неё: Златыгорка, Яна – рядом, у окошка. Цыганка, выставив колени в проход и склонившись к мнимой горбунье, что-то горячо ей говорила, и не могла, конечно, слышать последних высказываний. Мальчик, как и домовик, цыганке не доверявший, думал, что, чем меньше она будет знать – тем крепче они смогут спать.

      А Росица Брегович, сунувшая в рот жвачку, приобретенную в Лесковце, проводила тем временем ликбез, дескать, Югославия – страна многонациональная, как и бывший Советский Союз, у вас же, мол, чеченцы бегают с автоматами, а у нас – шиптары. Кстати, они тоже мусульмане. А до этого – боснийцы с хорватами бегали. Дескать, период распада последних империй… Так ведь и в Римской империи было, когда она по всем швам трещала, а после на кусочки развалилась…

      - Что ж – и тогда НАТО всюду свой ракетный нос совало? – хитро спросил Шишок.

      Когда миновали Косовский блокпост, домовик, отклонившись от натовской темы, кивнул на рот Росицы:

      - А чего это ты, как корова, всё жуешь-жуешь, никак не проглотишь?

      Ваня с Росицей объяснили домовику: это, де, жевательная резинка, жвачка… И добрая Росица стала угощать Шишка, а Ваня, глянув на упаковку, поддакнул: это, де, «орбит» - хорошая жвачка, изо рта малиной будет нести… А еще, дескать, есть «дирол», тоже неплохая… Домовик хмуро отказался, дескать, видал я в 45-м в Германии, на Эльбе, как америкашки такое жуют… Я де, лучше землю стану жевать, чем жвачку эту, пущай от меня лучше могилой несет, чем малиной…

      Ваня понял, что постень не на шутку рассердился: глаза его подозрительно покраснели. С ужасом он подумал, что домовик, скорей всего, еще не протрезвел после ракии-то – зря он его подзуживал с этой жвачкой, и стал коситься на левый рукав домового, чтобы в случае чего предотвратить катастрофу… А Шишок уж орал:

      - «Милосердные ангелы», да? А еще – «Малыш» с «Толстяком», да? Пошлые черти! Сентиментальные дьяволы! Я бы на месте японцев-то, при встрече с америко-с-с-ами этими, только плевался бы! На порог бы не пустил! А они им – ба-азы! Это после атомных-то бомб, после мерзкого «Малыша», которого на Хиросиму сбросили, и гаденыша «Толстяка», что на Нагасаки напустили! Тьфу! – домовик заскрежетал зубами, но продолжил: - У-учят всех, как жить надо! А, кроме них-то, атомную бомбу никто ведь что-то не применя-ал…Передовики цивилизации! Учитель Вест! И всё-то они нам оценки ставят, а в отличниках-то у них Горбач с Ельциным ходят, которые родную страну в расход пустили, обкорнали так, что на карте вместо одной шестой части земли осталась одна десятая. А Сталин у них, конечно, – двоечник… Неуд вам по поведению, товарищ Сталин от дяди Веста! А зачем войну выиграли, зачем Гитлера победили, зачем гнали до самого Берлина! Еле ведь дяденька Вест успел второй фронт открыть, испугался, что пройдут русские до самого Ла-Манша, и портянки в том Ла-Манше выстирают! И выстирали бы! Ох, какой нехороший этот Сталин! Направил дяденька Вест микроскоп – и чернильное пятно лагерей углядел в общей тетрадке Сталина, и расплылось то пятно в глазах мировой общественности на всю тетрадь… А в тетради-то – одни решенные задачи: промышленность поднята, атомная бомба для защиты имеется, а главное - Российская Империя реставрирована! Двойка вам за это по поведению, товарищ Сталин, от всей мировой общественности! – Шишок кривлялся и плевался так, что всем вокруг приходилось утираться. - Ох, какие двоечники эти русские! – продолжал меж тем домовик. - То они Наполеону пенделя дадут, который решил им урок цивилизации преподать, и до самого Парижу бедного гувернера будут гнать, то Гитлера в Берлине прищучат, еще одного учителя, который всех славян собирался расставить по углам! Нет бы сдаться, как хорошие западные детки делают, на милость победителя! Не-ет, всё рыпаются, двойки, им, видите ли, хочется от дяди Веста по Истории получать! А Наполеон-то у дяди Веста – отличник на все времена, в отличие от Сталина! А ведь Сталин-то на чужие земли лапы не накладывал, не жег Парижу, не учил французиков, как надо жить! – тут Росица хмыкнула, но Шишок этого хмыка не заметил, он на всех парах несся дальше: - Дяде Весту-то на коленях надо бы перед Сталиным стоять: к июлю 45-го мы бы, как есть, всю Европу прошли, потому что за пять лет к войне, как к пахоте привыкли, а к ноябрю-то – уж вся Америка была бы наша! Зря Иосиф Виссарионович остановил войска – вот какое спасибо от Веста получил: два неуда подряд в дневнике! А пять с плюсом дяденька Вест тому поставит, кто всю Россию сведет к одной Московской губернии! Вот тогда мы будем молодцы, освободим дяденьке Весту нефтегазоносные земли. Ой, какие мы тогда будем отличники – те, кто еще останутся! Ведь у дяди Веста не заржавеет двойку-то поставить в виде очередного «Толстяка». Дядя Вест всё обоснует и докажет мировой общественности, как дважды два, дескать, чего-то как-то это несправедливо: почему под упрямой двоечницей Россией столько газа с нефтью оказалось, а под демократичным и цивилизованным дядей Вестом – нет! Их, де, западная задница от российских кнопочек в виде нефтяных вышек-то не откажется, подставляйте, де, свои вострые кнопки - мы зад-то сейчас приподымем! Дядя Вест и сам готов нефтяные кнопки подставить – и сесть на них!

      Росица Брегович, слушая, вертелась, как угорь на сковороде, наконец не выдержала и высказалась - на свою голову:

      - Ну, с этим еще можно согласиться… А вот с тем, что Сталин другие страны не учил, как надо жить – тут можно и поспо-орить! – в этот момент изо рта девочки выдулся преогромный пузырь, который случайно коснулся Шишковой щеки и… с громким треском лопнул. Обозленный домовик, видать, воспринял это, как личное оскорбление – из глаз его полыхнуло пламя. Он подскочил кверху, и, треснувшись головой о поручень, встал в проходе и вдруг совершенно спокойным голосом произнес:

      - Ходить тебе Росица Брегович комолой коровой и жевать жвачку до тех пор, покудова первый встречный не поцелует тебя.

      Ваня, сидевший сбоку, был отброшен чьей-то массой к двери: это на месте обрушенного переднего сиденья стояла удивленная белая корова. В проход улетел рюкзачок Росицы, очки её запутались у Шишка в волосах. А одежда девочки нигде не валялась, видать, стала волосяным покровом коровы. Но хвост был игриво повязан красной резинкой Росицы Брегович.

      Ноги коровы разъехались в стороны, как у новорожденного теленка, она перестала жевать свою жвачку и вопросительно сказала: - М-м-у-у-у?

      Пассажиры повскакали со своих мест. Златыгорка со своей подопечной и цыганкой протолкнулись к корове. Жаворлёночек прощебетал: - Вот те на! - А соловейко только присвистнул. Маленькая Яна говорила:

      - Ой, какая красивая коровка, на голове-то серое пятнышко, а можно её погладить?

      Шишок, выдрав из своих всклокоченных волос очки Росицы и сунув их в карман, кивнул:

      - Погладь, она не бодается… Вишь, комолая…

      - А это чего – комолая? – спросила девчурка.

      - Безрогая. Бодливой демократической корове Шишок рогов не дал.

      Впрочем, обломок правого рога у коровы все ж таки имелся, а на месте левого, и вправду, оказалась только шишка.

      Тут автобус остановился, и водитель велел пассажирам с коровой выметаться из автобуса, и как это, дескать, они корову в автобус протащили – а он и не заметил, всякое он видал, но тако-ое! до чего народ ушлый, шагайте, де, дальше на своих двоих…

      - А кто и на своих четырех, - подумал Ваня, поглядев, как бедная корова, чтоб не спускаться по ступенькам, выпрыгивает из двери - едва ведь ноги не переломала.

      Пришлось всем выходить. Видать, ставить водителя по стойке «смирно» домовику не хотелось – а, может, запал пропал.

      Все ж таки хорошо, что большую часть пути они уже проехали - потому что словно нарочно, чтоб досадить тем, с кем она так неосторожно связалась, корова Росица еле ноги переставляла. Шишок, ругаясь, на чем свет стоит, пытался подгонять её хворостиной. Ваня хворостину у него вырвал, дескать, он не даст обижать девочку, пусть она даже и комолая… Только пташкам было хорошо: они сидели на тощем хребте Росицы и озирали оттуда гористые окрестности.

      Ваня Житный шипел на Шишка, дескать, ты сначала делаешь, а после думаешь, вот теперь пешочком придется топать до Приштины-то!

      - Ничего, - отвечал несколько смущенный домовой, - я, бывалоча, и до Берлина пешочком доходил!

      Яна Божич, как обычно, ехала на Златыгорке. Цыганка Гордана шагала рядом и радовалась: вот, де, как хорошо, можно корову-то продать да заработать! Обомлевший мальчик закричал, чтоб она даже не думала об этом! Корова эта не продается! Гордана пожала плечами: чего, де, так орать, не продается – так не продается…

      А Ваня, дернув Шишка за рукав, чтоб приотстал, принялся просить, дескать, ну-ка, сейчас же расколдовывай Росицу, а то греха не оберешься, вон цыганка уже положила на корову глаз, да и ведь морока одна с этой коровой…

      - Я и рад бы – да не могу! – отрезал домовик, и, вздыхая, продолжил, дескать, он уж сам сто раз пожалел о содеянном, да что поделаешь: слово – не воробей…

      - Заколдовать-то сумел… – укорял Ваня.

      - Сумел, - соглашался Шишок. – Звезды так сошлись. Пожелание аккурат в нужный момент угодило. Для всего на свете есть свое время – это было время коровьего заклятья! А теперь момента для отмены пожеланья сто лет можно ждать – и не дождаться. А, с другой стороны, может и через час оно наступит, попробуй тут попади!

      - С заклятьем-то попал! – опять укорил мальчик.

      - Да, - самодовольно согласился домовик, – попал!

      - Вот и тут попади!

      - Ну не могу же я каждую минуту, как попугай, обратное пожеланье бормотать, это ж не серьезно! - сердился Шишок.

      Ваня закричал:

      - А это серьезно: ждать, когда её первый встречный поцелует? Были бы мы сейчас в Индии – так был бы хоть какой-то шанс: там корова – священное животное, авось какой-нибудь кришнаит решился бы Росицу поцеловать, а тут надеяться не на кого… – тут Ване в голову пришла новая идея:

      - А, может, мне притвориться первым встречным? – Хотя, конечно, целовать сейчас Росицу Брегович… бр-р…

      - Не, не пойдет, - вздохнул Шишок. – Настоящий первый встречный не должен знать о том, что корова изнутри человек. И просить кого-то о поцелуе тоже нельзя – так заклятье не снимешь!

      - Тьфу! – от души сплюнул мальчик.

      Тут дорога спустилась к реке, а мост через неё был разрушен: превратился в два крутых асфальтовых склона, с рядами фонарей посередке, между новообразованными «горами» струилась, сердито бурля, водотеча.

      У оборвавшейся дороги скопился разномастный транспорт. От водителей они узнали, что во время бомбежки по мосту катил автобус – и большинство пассажиров погибло. А несколько разогнавшихся машин скатились в воду, кто-то сумел выплыть, кто-то пошел на корм рыбам…

      Водилы, глядя на водотечину, говорили меж собой, дескать, придется в объезд ведь ехать, дескать, там дальше есть старый деревянный мост, так его, де, пока что не разбомбили. Шишок по привычке ткнул Росицу в бок, дескать, смотри, гражданка мира, чего с твоей страной творят… Но потом вспомнил, что говорит с коровой и тяжко вздохнул.

      Решили сделать привал. Расселись в стороне от моста, на цветущем склоне и достали припасы. А Яна Божич, подкрепившись, стала просить молока. Ваня сказал, что у них нет молока, пускай потерпит до города, там купят, но девочка указала пальцем на корову, дескать, пускай она даст молока… Дескать, подоить её надо! Ваня против воли покосился, есть ли у коровы вымя… А Шишок, со знанием дела, отвечал девочке:

      - Наша корова молодая, яловая, у неё нет молока!

      - Ну да, - обрадовался Ваня, - теленочка же у неё нет, значит, и молока быть не может…

      Яна удивилась, дескать, она думала, что у коров всегда есть молоко, что они для того и существуют, чтобы давать молоко, а иначе – зачем же они тогда нужны…

      Цыганка покачала головой, вот, дескать, городские дети-то: никакого соображенья, драть их надо, как сидоровых коз. Отдали бы девчонку ей на воспитанье, она бы живо её научила всему, чему надо, а чему не надо – не учила бы.

      Златыгорка с Яной спустились к реке – умыться, Гордана, конечно, потащилась за ними. И пташки полетели следом, водицы, де, попьем. Когда вернулись, девочка похвалилась, что они в ледяной воде ноги мочили… «Ну и молодцы», - сказал, думая о своем, Ваня. Его пугало, что не найдут они лешака в этих гористых лесах, в чужих городах да селах.

      Чтобы выйти на дорогу, ведущую к деревянному мосту, решили сократить путь, и пока выбились на проселок, совсем замучались с коровой. Оказалось, что комолая корова, так же, как Росица Брегович близорука – без очков ничего не видит, через раз натыкается на кусты и деревья, запинается о сучья и пни, одно хорошо: что четыре ноги устойчивее двух, так хоть не падает! Теперь стало понятно, почему коровушка так плелась – видать, каждый раз глядела, куда ступить. А как стемнело – и вовсе стало невмоготу: корова была слепа, как рок, и норовила сшибить всякого (хорошо, что без рогов забодать не могла), и то и дело пыталась свернуть в обрыв. Пришлось подсвечивать ей путь фонариком – Ваня понял, что, кроме всего прочего, Росица Брегович страдала куриной слепотой.

      Наконец перешли по целому мосту на ту сторону – и уже в полной темноте свернули на жиденький огонек какого-то жилища, постучались в ворота и попросились переночевать, дескать, с нами ребенок, пустите, люди добрые, сколь времени не спавши… Про цыганку и корову решено было умолчать. Но они сами о себе напомнили…

      Впрочем, старик-хозяин, вышедший на крики, ничему не удивлялся, дескать, нынче беженцев полно: а цыгане, коровы ли – ему, де, все равно. Лишь бы не шиптары… По-сербски, дескать, говорите – и ладно, значит, свои… Ночуйте, де, только вповалку ведь придется, кроватей-то на всех не хватит, свою лежанку он девочке с маткой уступит - за матку старик принял Златыгорку, которая держала на руках спящего ребенка. Ну а коровку, де, в хлев поставьте – у него там своя Буренка имеется, вот пускай и ночуют вдвоем, сенца он подбросит…

      Тут Росица Брегович бросила на Ваню такой взгляд, что мальчику неловко стало, и он шепнул в мягкое ухо коровушки, что в первом же «Макдоналдсе» купит ей гамбургеров, будут у неё полны ясли любимой еды. А пока, де, накормлю тебя хлебцем, мяконький, вкусный…

      Старый Ненад, бросая на пол какие-то одеяла, бормотал: электричества-то нет после бомбежек, так не обессудьте уж… Они, де, вдвоем на всё село остались: он да Буренка, а больше никого и нет… - Остальные от бомбежек убегли?! – полуутвердительно спрашивал Шишок. - Да не-ет, еще раньше шиптары всех повыгребли: кого ведь как… А с шиптарами потом полиция разобралась.

      Все улеглись, пристроив маленькую Яну в середку, в тепло, а старик долго еще бормотал в соседней комнате, в приоткрытую дверь было слыхать:

      - Только эти, бомбардировщики-то, покоя не дают, шныряют в тучах: туда-сюда, туда-сюда, всё чего-то ищут, а чего? А кого? Летите, мол, к себе домой, не-ет… А внутри самолетов-то – малые чертенята в беретках! Они играть любят, рушить всё. Их большие шлют. Учитесь, мол, как надо, на людском племени, после ведь с небесным воинством сражаться придется – вот и учатся… Ох-хо-хонюшки!

      Утром, поблагодарив старика за приют, по безжизненной деревеньке двинулись прочь. Странно было видеть цветущие сады, посреди которых стояли пустые дома с выбитыми стеклами и скрипучими дверями, которыми ветер играл – то открывал их, то закрывал. Боязно было за деда, звали его с собой – но тот не согласился, дескать, тут родился – тут и помру, куда уж бежать-то, от судьбы не уйдешь.

      Старый Ненад в кацавейке, опираясь на кизиловую клюку, долго стоял у ворот и махал им вслед смешной старой шляпой с синим перышком.

      Соловейко уверял, что перо на шляпе павлинье, а жаворлёночек противоречил, нет, дескать, это перышко птицы Алконост.

     

     


Комментарии (1)