Часть 1
На политической карте мира существует множество стран и регионов, поездки в которые не рекомендуют своим гражданам министерства иностранных дел. Чечено-Ингушетия, Ирак, Афганистан, Северная Корея… В Сербии также есть такое «запретное» место – Автономная Республика Косово и Метохия, а проще говоря Космет, – этакая «сербская Чечня». Перефразируя русскую поговорку, что немцам смерть, то русским хорошо, беру билет на автобус, следующий из Кральево в Косовскую Митровицу, город на северо-западе Косово.
Многие сербские города и местности давным-давно были названы именами птиц, живущих там. Так появились на карте Вранье, Крагуевац, Соколац, а так же Косово поле. Кос, сербский дрозд, издавна поет свои песни в этом регионе.
Последний полицейский пост, и по ту сторону дороги осталась спокойная часть Сербии. Мы въехали в Космет – многострадальную землю, где зарождалась сербская цивилизация. Впереди показалась таможня, над которой развевался флаг NATO, когда-то голубой, а теперь выцветший до белого.
В автобус вошел представитель UNMIK (United Nations Mission In Kosovo) и громко спросил, есть ли среди пассажиров иностранные граждане. Я уже было хотел махнуть ему своим красным паспортом, но мой сосед-серб жестом показал мне, что лучше не выдавать себя. Блюститель закона глянул в мою сторону, я улыбнулся ему в ответ. Когда он вышел и автобус двинулся дальше, я узнал, что с недавнего времени иностранцы могут беспрепятственно въезжать в Косово только через Македонию, хотя это не особо соблюдается. Думаю, что, если бы открылась моя «шпионская» личность, не было бы особых проблем, но меня могли высадить из автобуса для проверки личности и досмотра вещей. Вряд ли бы водитель стал ждать окончания этой процедуры.
После въезда в Косово никаких разительных перемен за окном автобуса не произошло. Ни разрушенных зданий, ни брошенной техники. Все так же светило заходящее солнце, разве только на дорожных знаках вместо машин стали появляться изображения танков. Мы проехали несколько селений, в которых живут сербы, – это сербское Косово. Наконец, автобус въехал в Косовскую Митровицу, которая находится всего в сорока километрах от косметовской столицы Приштины.
Автобус высадил меня прямо посреди улицы: ни автостанции, ни остановки я не увидел. Вокруг по тротуарам бродили люди, а по обеим сторонам дорога была усеяна торговыми лавками. Вот мимо пробежало несколько албанцев. Они немногочисленны в этой части города. Город сегодня разделен на два сектора: в старой части Митровицы живут сербы, а по ту сторону реки, в южном направлении, – территория албанцев. Соединяет обе части города мост, проход по которому раньше охраняла международная полиция. Сейчас пост снят, однако сербы не ходят на ту сторону. Албанцем же никто и ничто не мешает переходить на сербскую территорию – они чувствуют себя здесь хозяевами.
В интернет-кафе я проверил почту и получил письмо от своей знакомой по интернету Ирины, беженки из Косово, которая извинялась за то, что не сможет меня встретить в Приштине. Ей с семьей пришлось переселиться в более спокойный город Ниш. Но она дала телефон своей хорошей знакомой Митры, которая живет здесь. Набираю ее номер, договариваюсь о встрече в соседней пиццерии. Пока я ее ждал, разговорился с владельцем кафе, рассказал ему о своих намерениях поехать в Приштину. От него я узнал, что с сербской части города в косовскую столицу не ходит транспорт, нужно идти на албанскую сторону. Находиться там опасно – запросто могут убить. На сербской же части Митровицы мне можно спокойно ходить. Даже если встречусь с албанцами, ничего страшного не произойдет, они лишь могут отнять мои деньги.
Часть 2
Подошла Митра Релич – сербская женщина лет пятидесяти. Как оказалось, она писательница и доктор филологии Приштинского университета, факультеты которого разбросаны сейчас по всем сторонам сербского Косова. Я сообщил ей о своих намерениях ехать в Приштину, чтобы осмотреть разрушенную церковь святого Николая. Митра была прихожанкой этой церкви, видела, как ее разрушили албанцы.
Как известно, в марте 2004 года албанцы подняли восстание в Косово и уничтожили множество сербов, разрушили храмы и монастыри, захватили себе сербские дома. 17 марта албанцы подожгли сербскую деревню Чаглавицу, а в четверг 18-го, около 20.00, зажгли церковь святого Николая на окраине Приштины, осквернили сербское кладбище.
– Это было что-то ужасное, – говорит Митра, – я узнала о поджоге и сразу же стала звонить на мобильный отцу Мирославу – настоятелю храма. Священник поднял трубку и сообщил, что он сейчас укрылся в подвале своего дома у храма, а тысячи албанцев жгут церковь и его дом. Затем отключил телефон, и мы несколько дней не знали, жив ли он. Но, слава Богу, все обошлось благополучно. Священник чудом остался в живых. Через два дня я с другом поехала к церкви, и она еще горела. Для всех сербов было большим потрясением видеть, как за какие-то считанные часы было уничтожено все то, что было дорого их сердцу: храм, в который они ходили, могилы их родственников.
Весь год албанцы притесняли сербов, разрушая их дома и выгоняя на улицу. Множествам приштинцев пришлось покинуть родину. Они брали с собой только самое дорогое, оставляя за собой свою историю.
Сербская поэтесса Даринка Еврич и Митра Релич собирали старые фотографии, выброшенные из сербских домов, чистили спиртом, сушили. Не знают, чьи они, чьи лица на них, но хранят их в память о своем народе-страдальце. «Они как живые, – говорит Митра, – я часто разговариваю с ними».
Митра показала мне свою книгу на сербском языке «C душой наготове», в которой описаны те страшные события, очевидцем которых она была. Я видел в ее альбомах сотни фотографий, иллюстрирующих то страшное время.
Кто жил в Косово в те времена, тот помнит, сколько страданий выпало на долю гонимых сербов. Фотографии лишь видимая часть их памяти, все остальное внутри, в глубоком скорбном молчании. Я раскрываю книгу Митры, читаю строки, написанные в
Приштине накануне 2001 нового года, и мне кажется, что они пропитаны слезами:
«Молчание связывает с мудростью, со святостью, с решимостью. Забывают лишь добавить, что и то, и другое, и третье – дело не простого выбора. Ведь святые слишком редки. Мудрости же, если поверить Герману Гессе, нельзя научиться.
Люди, чаще всего, – не мудрые, более того, – не святые и, в принципе, недостаточно решительные.
Попробуй молчать. Молчания бывают разные. Молчать, скажем, в Москве, в Нью-Йорке и в Приштине – не одно и то же. И разговор с самим собой не тот же.
Молчишь неделю. Как хорошо! Потом вторую, третью… Не молчишь – уверяешь себя – а читаешь, пишешь, каким-то способом, щадя голос, общаешься. И вдруг поймешь, что все-таки обман. Ибо – ты не святой.
Молчание является шансом крикнуть во сне.
Голоса бы услышать, если уж собственного не слышно. Голоса громкие, раздающиеся до самого неба.
Отыскиваешь кассету Верди. «Риголетто». И вот он, голос Илеаны Котрубас, перебивает зловещую тишину. Вспоминаешь детство. Оперный зал. Любимую Гертруду Мунитич, лучшую Гильду на свете – казалось тогда. И, чтобы не обидеть Верди, глотаешь крики. Один, второй, третий – пока не покажется тебе, что весь создан из крика».
И до сих пор сербам, живущим в албанских территориях Косово, приходится молчать. Молчать на своем языке. Молчать, когда хочется петь. Молча молиться распятому Богу в распятой стране.
Сегодня в Приштине осталось всего около 30 сербов. Это те, кто смирился с тем, что на всю жизнь останется гонимым «нацменшинством» в своей стране. Те, кто больше не ходит в храм, кто говорит и боится по-албански. Они выживают лишь потому, что в их домах живут русские военнослужащие, которые покупают им хлеб и охраняют от нападений албанцев. Если уйдут и русские ребята, то в Приштине не останется ни одного серба.
– Очень тяжело добраться из Митровицы в Приштину, – говорит мне Митра. – С этой стороны ничего не ходит. Но есть маршрутное такси, едущее в Грачаницу через Приштину. Только сербы там никогда не выходят. Нам придется выйти в центре и еще 45 минут идти пешком до храма. Будем говорить по-английски, чтобы не было проблем. Я молю Бога, чтобы никто из албанцев не узнал меня – иначе нам будет очень туго.
– Албанская молодежь, – продолжает она, – часто подбегает к людям неалбанского вида и спрашивает у них, который час. Если ответишь не по-албански, в скором времени появятся взрослые. Когда мы жили в Приштине, то старались никогда не ездить в городском транспорте, забитом албанцами. На службы я ходила от дома до церкви только пешком. Это дольше, но безопаснее, чем в автобусе.
Я выглядываю в окно. Слабые огоньки освящают погружающуюся в сон Митровицу – город, ставший на Косовом поле шахматной клеткой для Мировых Игроков.
Мир с восхищением следит
за сеансом одновременной
игры. В ящик…
Русская рулетка с американскими боеголовками.
Только ребенок к щеке приник –
головкой.
Что ему наш словесный
бред?!
когда самолеты небом
кружат
Все не так плохо – нет.
Все гораздо хуже.
Эти стихи написала Ирина, беженка из Косово, в один из своих приездов в Приштину.
За окном стихали веселые крики сербской молодежи. Им пока можно веселиться. Сегодня еще они по ЭТУ сторону войны. Но, кто знает, что будет завтра…
Часть 3
30-е число
Свежий воздух из окна – наступило утро. Легкий завтрак, и мы готовимся к поездке. Утром в городе неспокойно. Звук сирен, туда-сюда снуют вооруженные до зубов «KFORовцы» (Kosovo Force), вот несколько их машин остановилось у нашего дома. Но Митра спокойна – так для нее начинается каждый день.
Мы пришли на остановку и договорились с водителем маршрутного такси, чтобы он нас забрал на обратном пути из Приштины. Другого способа вернуться назад у нас не было. Микроавтобус следовал по маршруту Митровица – Приштина – Чаглавица – Лапле Село – Грачаница.
Загудел двигатель, мы двинулись в албанскую сторону. Лишь только подъехали к мосту, водитель заглушил мотор.
– Пошел надевать номера, – объясняет мне Митра. – В Косово номерные знаки совсем другого стандарта. Независимо от города на них стоят буквы “KS”. Водитель, который хочет проезжать через албанские территории, должен иметь такой номер, тогда не будет проблем с безопасностью. Но когда он возвращается в сербскую часть Митровицы, то снимает номера, чтобы не вызывать недовольство сербов.
И, правда, я вспомнил, что видел в городе множество автомобилей без номеров. Машина тронулась, водитель убрал табличку на сербском «Митровица – Грачаница». Теперь мы простой косовский микроавтобус, едущий по своим делам.
Проезжаем мост, а сразу за ним оскверненное сербское кладбище, сгоревший храм. Вглядываюсь в лица людей – албанцы. Как будто попал в другой мир, словно Алиса в Зазеркалье. Иные люди, иная культура. Все надписи на албанском языке. По обеим сторонам трассы показались коттеджи новых хозяев Косово, все с очень высоким забором. Всё с виду вроде благополучно. Лишь разрушенные сербские дома да снующая в обе стороны военная техника не давали забывать, что мы в опасной зоне.
Через 40 минут мы въехали в Приштину – столицу Косово. Водитель быстро высадил нас у отеля «Виктория» и так же быстро умчался вперед.
Отель «Виктория», что значит «победа», – еще одно свидетельство нового порядка в Косово. На крыше гостиницы красуется американская статуя свободы. Как насмешка, она возвышается над захваченным городом.
– Тише, лучше не фотографируйте, и вообще нам лучше не говорить. В крайнем случае, по-английски, – предупреждает Митра. – Мы сейчас будем идти пешком через всю Приштину, если нас заметят, то могут убить прямо на улице. Только вчера в новостях передавали, что здесь убили двух сербов. А не так давно один болгарин заговорил в центре города на своем языке. Албанцам показалось, что это сербский, и бедняга не вернулся живым домой.
Мы идем по улице, стараясь не привлекать внимания. Многие албанцы с удивлением оборачиваются на нас, широко раскрыв глаза. Но никто не пытается пристать к нам.
– Они просто не могут себе представить, что сербы вот так спокойно среди бела дня могут разгуливать по Приштине. Поэтому-то и не трогают нас. Хотя подозрения мы вызываем.
Впереди показался недействующий храм Христа Спасителя. Его так и не успели достроить, когда начались беспорядки. Албанцы попытались снести храм, но что-то им не дало. Недавно они расписали его антихристианскими надписями. Сейчас правительство Косово решило не уничтожать церковь, куда удобнее ее переделать под мечеть. Прямо у ограды красовались баки с мусором. Люди шли мимо, не замечая храм, – его для них не существует.
Продолжение следует...
