Главная страница

Мы в соцсетях











Песни родной Сербии







.......................




/28.11.2005/

Босиком по Косово




     


      Часть 4


      Проходя в центре города, я увидел, как албанцы ломают один сербский дом. Потихоньку достал фотоаппарат и сделал снимок. Тотчас же ко мне со злостью на лице подбежал албанец и начал что-то громко кричать на своем языке. Митра поспешно отошла в сторону, у меня душа ушла в пятки.


      – Sorry, mister, I don’t understand you, – испуганно ответил я.


      – Зато я хорошо говорю по-английски. Какого х… ты тут фотографируешь! Кто тебе разрешал!


      – Хорошо, если вы хотите, я удалю фотографию.


     Албанец дождался, пока я стер снимок, и еще громче закричал на меня:


      – Если ты хочешь делать фото, то должен спросить разрешения!


      Я, извиняясь, удалился, и потом мы с Митрой долго оглядывались, не идет ли нас кто «провожать». Дорога проходила мимо множества старых мечетей, куда спешили старые албанцы для совершения намаза. У дверей стояло много молодежи, которая кидала на нас свои неприязненные взгляды.


      – Спрячьте ваш фотоаппарат, мы уже подходим к церкви.


     Впереди показался сожженный дом, черный от копоти. Год назад в нем жил отец Мирослав – настоятель Приштинского храма. Вот я вижу обгорелые перила, а вот вход в подвал, где прятался священник во время нападения албанцев. На полу балкона лежало множество камней.


      – Это «сувениры», – пояснила Митра. Еще до поджога церкви каждый проходящий мимо албанец считал долгом чести бросить камень в окно священника. Батюшка собирал эти камни и, шутя, всегда говорил: «На память».


      Мы вошли в разрушенный храм. От него остались только стены, поросшие травой, да центральная алтарная абсида. Вокруг – мусор и грязь. В соседнем приделе обгорелый подсвечник, черные от копоти стены, заваленная мусором и камнями купель. Все это свидетельствовало о «толерантности» албанцев. Мне стало жаль прихожан этой церкви, потерявших единственное место в городе, где сербы могли еще собираться во имя чего-то общего. Но еще больше жаль албанцев, потому что их зверства заслуживают только жалости. Те люди, которые убивают сербов и рушат их святыни, потеряли всякий человеческий облик.


     


      Среди мусора и камней Митра нашла оплавленную церковную лжицу, которой причащали людей. Вся почерневшая, она как бы рассказывала о смерти свого храма. Митра подарила ее мне, чтобы я в России, показывая фото и рассказывая о том, что видел, продемонстрировал еще одно свидетельство сербской трагедии.


      Пока я осматривал оскверненный храм и фотографировал, Митра зажгла свечи в алтарной части, мы вместе распалили уголь и положили на него кусочек ладана. Отходим от главного входа за колонну, чтобы не быть видными с улицы, и начинаем молитву. Молитву о разрушенном храме и страдающем сербском народе.


      Потом, оглядываясь, спешим уйти из храма, медлить нельзя – могут быть очень большие проблемы.








     


      Еще немного фотографий...


     


      Эти свечи ставили на последней службе...


     


      Купель


     


      На стенах можно еще разглядеть фрески


     


      Купол


     


      Храм


     


     


      Часть 5


      Следующая цель нашего визита Приштины – оскверненное сербское православное кладбище. Это тоже «запретная зона» для бывших хозяев Косова.


      Проходим по самому центру Приштины. Вот гимназия, которую строили сербы, ныне же там учатся албанские девушки в форменных клетчатых юбках. Вот памятник мужчине в средневековых одеждах на коне, а на постаменте написано GJERGJ KASTRIOTI SKЁDERBEU. Митра объяснила, что ранее здесь стоял сербский памятник, но албанцы решили воздвигнуть свой, не желая знать, что тот, кто изображен на нем, в 15 веке боролся с турками. А вот и знаменитый бульвар имени Билла Клинтона, благодетеля нового Косово. Повсюду развеваются албанские и американские флаги, а с высоты одной из многоэтажек, снисходительно взирая на преданных ему албанцев, приветливо машет рукой добрый дядюшка Билл. Ведь это именно он способствовал тому, что бы «войска мира» сделали Косово еще одним звеном в цепи нового мирового порядка. Как поет Александр Непомнящий в одной из своих песен:


      Несут свободу сербам в бомбах «мирные» войска


      На рукаве головкой мира, синем инеем звезда.


      Идет товарищ НАТО…



     


     


     


     


     


      Часть 6


      Мы прошли несколько зданий, занимаемых «кфоровцами», и за железнодорожным полотном увидели сербское кладбище. Оно было обнесено забором из колючей проволоки, но мы нашли узкий проход. Сквозь ограду я увидел множество надгробных памятников, беспорядочно лежащих у могил. У многих из них были отбиты края, некоторые расколоты на части. Почти на всех – православные кресты. Митра – беженка из Сараево, здесь не лежат ее родственники. Но ей дороги каждая могила, каждое надгробие, потому что это – ее история.


      Подходим к разрушенной старой капелле. Выбиты окна, проломлена черепичная крыша. Рядом, в луже, на дороге лежит большой, тяжелый мраморный памятник. Во время натовских бомбардировок его отнесло взрывной волной на пятнадцать метров. Ага, а вот за поломанными деревьями и большой кратер от взрыва. Митра закурила, ей очень тяжело. Тяжело вдвойне: во-первых, больно смотреть на разрушенные могилы соотечественников, во-вторых, если сейчас сюда войдут албанцы, то нам уж точно несдобровать. Мы здесь одни, словно в гетто, отрезанные от остального мира колючей проволокой.


      Мы пошли на другую сторону кладбища, к новой капелле, такой же пустой и мрачной. Рядом свежие могилы. Здесь год назад международные войска хоронили убитых сербов. Лишь над некоторыми из них возвышаются безликие таблички. До сих пор это «поле мертвых» пополняется новыми телами.


      Митра достает оставшиеся свечи, зажигает их в старом разбитом могильном фонаре. Свечи горят, а русский и сербка возносят краткую молитву за убитых славян. Наконец, мы движемся к выходу из кладбища. Смотрим на часы: у нас есть еще час времени. Трасса рядом, идти минут десять. Мы решили посидеть здесь, у могил, что, конечно, опасно, но все же лучше, чем разгуливать по городу. Послышались шаги – школьник возвращается домой через кладбище. Через минут десять еще одни. На этот раз – два албанца лет двадцати пяти. Оживленно о чем-то беседуют, но, увидев нас, удивленно замолкают. Проходят мимо, оглядываются. Я вижу, как губы Митры начинают шептать молитву. Мне и самому не по себе, невольно моя рука нащупывает в кармане нож. Но все обходится, албанцы решили нас не трогать и скрылись среди разрушенных могил.


      – Митра, давайте, наверное, пойдем уже на трассу, – сказал я. Нервы начинают тихонько сдавать. Посудите сами, все репортажи, которые снимают о Косово, делаются корреспондентами, которые нанимают целый эскорт, гарантирующий им безопасность. Недавно я видел фильм про Косово, снятый нашими журналистами. Многие кадры были сделаны через стекло автомобиля, на капоте которого красовалась надпись “UN”. У нас же не было ни охраны, ни оружия, ни каких либо навыков по самообороне. Уже позже, рассматривая на мобильном компьютере фото, сделанные мной в Приштине, Митра сказала, что у меня есть такой материал, о котором многие журналисты только мечтают.


     


     


     


     


      Часть 7


      Под моросящим промозглым дождем мы вышли на трассу, переполненную автомобилями. В те несколько десятков минут, которые пришлось ждать нашу маршрутку, косовская центральная трасса устроила нам целый парад войск всех стран Европы. Тут тебе и французские жандармы, и итальянские карабинеры, и джипы с надписью на номерах “Army USA”. Проезжали грузовики с солдатами в кузовах, то и дело сновали с включенными сиренами машины с набитым “KFOR” на боку, пронеслись и исчезли несколько бронетранспортеров. Недалеко от нас красовался дорожный знак с изображением танка и указанием, с какой скоростью танкистам нужно ехать по мосту.


      Время – 14.10, а нашей машины все нет.


      14.15.


      14.20 – секунды все тяжелее и тяжелее. Тысячи глаз вокруг осматривают тебя, изучают. Для военных ты объект возможной опасности. Для албанцев – внешний раздражитель, осмелившийся дразнить разъяренного голодного зверя в его берлоге. Встретишься с таким взглядом – никогда не забудешь.


      14.25 – Митра звонит водителю, он где-то застрял, но скоро будет. Вот показывается белый микроавтобус с надписью «Митровица» и мигает нам фарами. С радостью поднимаю руку, но на лице Митры страх. «Албанцы, – шепчет она, – смотри, надпись не на сербском языке».


      Машина останавливается, высовывается водитель и по-албански приглашает нас занять свободные места.


      – No, sorry mister, it is a mistake.


     Водитель пожимает плечами, маршрутка удаляется.


      – Больше не шути так, - говорит Митра.


     14.30. Наконец-то появляется наш водитель. Он забирает двух «чужаков» и быстро спешит вернуться на безопасную территорию. Промокший до нитки, я погружаюсь в дрему. Сквозь сон вижу проносящуюся мимо военную технику, албанские новостройки и разрушенные сербские дома. Открываю глаза уже в безопасности. Водитель останавливает машину, снимает номера. Все, приехали!


      Приходим домой, снимаем мокрую одежду, одеваем сухую.


      – Ну, а теперь, в ресторан, - командует Митра Релич. Я покорно повинуюсь.


     


     


      Часть 8


      За едой Митра рассказала об отношениях албанцев и сербов в Косово. Раньше среди них не было особых трений, многие ее коллеги по университету были албанцами. Когда натовцы бомбили Косово, сербы помогали своим соседям, пропускали вперед в продуктовых магазинах, ведь у них большие семьи, по восемь-девять детей. Но как только албанцы стали наводить свой порядок, все добрососедские отношения улетучились. Бывшие коллеги выгоняли сербов с работы, захватывали их квартиры, выкидывали на улицу. У одного серба отняли его мясной магазин. Когда он через три дня пришел туда купить мясо, то был убит там же за то, что говорил по-сербски. Покупать еду для сербов в те дни было самым трудным. А самым лучшим подарком на праздник был хлеб. Когда кому-то удавалось его купить, то брали сразу на две недели, храня его в морозильных камерах. Потом у сербов отключили электричество. Настала зима. Пять месяцев они совершенно не отапливались – негде было взять дров. Все, что в доме было из дерева, нельзя было жечь, потому что этими частями мебели укрепляли двери от албанцев, постоянно пытающихся занять очередную квартиру. Во время затиший между такими нападениями Митра выбиралась в продуктовый магазин, в котором один албанец отнесся к ней очень хорошо. Он пожалел бедную полуголодную сербку и порой, когда никого не было из покупателей в магазине, продавал ей еду. Как-то раз, когда Митра еще не успела расплатиться, в магазин вошли албанцы. Парень-продавец побледнел и со страхом в глазах набил на своем сканере цену, которую сербка должна была уплатить за товар. Все обошлось благополучно, но Митра больше не стала подвергать опасности и себя, и этого доброго албанца. Еду ей теперь лишь изредка приносили русские военные.


      – Я не могу назвать вражду сербов и албанцев межрелигиозной, как пытаются представить это некоторые международные СМИ, - продолжала Митра, – тут только политика. В некоторых деревнях живут албанцы-католики, но к своим собратьям по вере, католикам-сербам, они относятся так же плохо. Для них важна лишь национальная идея. Но я не виню их. Среди них есть очень хорошие люди, так же как и среди сербов – подонки. Просто все мы лишь пешки в чьей-то непонятной игре.


      Я уплетал сербские национальные блюда, за окном шел дождь, и мне не верилось, что сейчас где-то идет война. Что кто-то убивает кого-то. Но вот за окном проехала машина с надписью «Международная полиция», и я вернулся в реальность.


      Митра пошла домой, я же немного побродил по мокрым улицам Косовской Митровицы. В центре города большой плакат с изображением серба и албанца, пожимающих руки друг другу. Надпись: «Уважай соседа, и сосед будет уважать тебя». И белым по голубому: «KFOR». То же самое, только написанное по-албански, я видел в центре Приштины. Как бы хотелось, чтобы это дружеское рукопожатие было правдой!


      Покупаю билет на автобус до Белграда и возвращаюсь в квартиру сербской писательницы. Я очень благодарен ей за проведенное вместе время. Беру чистый лист бумаги, авторучку, и моя рука сама собой выводит подарок Митре – стихотворение, в котором отразились мои сегодняшние переживания:


     


      Посвящается Митре Релич


     


      Сквозь колючую проволоку


      Троянским конем


      Продираюсь средь чужих взглядов.


      Из порушенной святыни


      Лики смотрят на меня,


      Это значит, что Он – рядом.


      На отверженной земле,


      Почерневшей от беды,


      В спину мысли – стрелы.


      Нас здесь нет, мосты сожгли,


      Не сворачивай с тропы –


      Это нас ведет Ангел Белый.



     


      Вскоре мы уже прощаемся на улице у автобусной остановки. Спасибо за все, Митра. За ваше мужество, за советы, за гостеприимство. Обнялись, помахали друг другу через окно, и вот я уже еду в ночь к сербской столице. На границе между Косово и основной Сербией проблем не было. Чуть раньше я задремал, а когда на одной из коротких остановок проснулся, то узнал от пассажиров, что мы уже в свободной Сербии.


      Прощай, Косово! Силы тебе, выстоять в борьбе!


     


      Post Scriptum


      Уже когда эта статья была почти готова, я заглянул в интернет-дневник Ирины, что дала мне телефон Митры. Она ездила в Митровицу, чтобы передать Митре мою статью и фотографии и поведала о судьбе сербского кладбища:


     


      22 октября


     


      ....Кладбище в Приштине окончательно разрушили... Причем сделали это в родительскую субботу... Пригнали экскаватор и полностью заровняли место.. говорят негигиенично... торчат кости, а тут проходят албанские ученики....Какого хрена албанским ученикам проходить именно по территории единственного сербского кладбища ..не сказали....Возле десятка оставшихся памятников поставили охрану... сытого албанца в униформе КЗК, который проверяет документы у всех, кто подойдет к кладбищу ( албанские ученики - исключение....они ведь просто проходят мимо...ну...там...кинут чего...разобьют...дети)....Чаще всего к кладбищу приходили сербы, которые рискуя своей жизнью идут на могилы своих близких.... Сейчас этот поход сделали еще более экстремальным...Сербов живых из Приштины прогнали... теперь осталось выжить мертвых...