Герои, прославленные в этих песнях, поныне служат примером героизма, а сами песни о Косовом ноле стоят в ряду лучших произведений мировой литературы. На их основе и написан этот рассказ. Сотни лет страдали южные славяне под игом турецких феодалов. Лишь в XIX веке Россия помогла народу Сербии добыть в бою независимость. Независимость, снова с кровью отнятую сегодня…
В облаке густой дорожной пыли большой отряд сербских воинов поднимался на склон холмистой гряды, за которой зеленела залитая солнцем долина, опоясанная синеватой кромкой лесистых далеких гор.
Статный юнак , пришпорив коня, догнал ехавшего впереди седого воеводу. Поравнявшись с ним и окинув взором местность, он воскликнул:
— Красота-то какая! Глядишь и не налюбуешься землей нашей: долинами, холмами да горами...
— Не радуют меня наши горы, давно не радуют, племянник,— хмуро ответил старый воин.
Встретив вопрошающий взгляд юноши, он добавил:
— Иной раз думаешь: не на горе ли нам всем земля наша рассечена горными хребтами, холмами да реками. Ведь что ни долина, то словно бы отдельная страна. Везде свой бан (князь), и этот бан не только волком смотрит на соседа, но и норовит напасть на его владения, чтобы захватить как можно больше полей и присоединить их к своей вотчине.
Поверь дядиному слову: никогда еще, никогда с тех пор, как появились на свет божий сербы, не были так опасны и так губительны кровавые распри.
— Посуди сам, - продолжал он свою мысль. - В прежние времена нашей свободе мешала могущественная Византийская империя. Но вот уже много лет как сама она с превеликим трудом защищает оставшиеся под ее властью греческие поселения...
Однако нам не стало легче. Тот самый враг, который несет гибель ослабевшей Византии, грозит ныне и нам.
Несколько десятилетий тому назад несчетная рать турок-османов хлынула из Малой Азии на Балканы... Казалось, вот-вот падет Константинополь и волна турецкого нашествия окончательно захлестнет то, что осталось от былой империи... Ты слышал, Константинополь устоял. Высоки и крепки его стены. Их не сокрушить ни мечами, ни копьями, ни стрелами...
Говорят, в латинских странах появились громадные трубы на колесах — пушки. Вместе с пламенем они извергают литые железные ядра, способные пробивать крепкие каменные стены.
У турок, к счастью, этих огненных чудовищ нет . И коварный султан Мурад до поры до времени оставил Константинополь в покое, стараясь обойти его и с севера и с запада. Он окружает город плотным кольцом подвластных ему балканских земель. Потому-то он и заносит свой меч над головами сербов и болгар. Хитрый Мурад ныне только о том и думает, как бы получше использовать наши внутренние раздоры, как бы помешать нам объединиться и, как турки выражаются, «поодиночке разбить неверных».
Глубокий вздох вырвался при этих словах из груди говорившего... — Но разве мы не сумеем объединиться? — встревожено спросил юноша. — Разве наш князь Лазарь не укрепляет связи с соседями? Ведь одну свою дочь он выдал за зетского князя , другую — за болгарского царя. Разве он не в дружбе с королем Боснии, разве не собирает силы всех сербских банов для отпора султану? Вопросы эти долго оставались без ответа. Наконец, словно очнувшись, старый воевода молвил:
- Для того-то мы и едем к Нишу, чтобы вместе с другими стать на пути завоевателя — Мурада. Город Ниш — ключ к Сербии. Здесь сходятся пути от Видина, Софии, Косова, Топлицы. Ниш туркам не обойти.
Нам надлежит отстоять Ниш, закрыв султану дорогу в Сербию. Но много ли пас там соберется и, если удастся отбить натиск турок под Нишем, долго ли продлится союз сербских банов,— этого никто не может знать!
В том-то и беда, что сербские баны боятся не только турок. Они страшатся, как бы объединение всей сербской земли под властью одного полководца и государя не лишило их господства над собственными княжествами. И ныне страх наших банов за свое владычество — главная помеха общей борьбе с жестоким чужеземным врагом.
Засватал Милош невесту далеко от родного дома. Услыхал о Елице-красавице — дочери властеля и покой потерял. Отец невесты противился долго. Хоть и добрый юнак Обилич, да нет чести породниться с человеком незнатного рода. Если бы сам князь Лазарь не замолвил слово, не было б свадьбы.
Всего вдоволь у Милоша в Липлянах. И земли, и леса. Недаром прозвали его Обилич - богатый. Но есть у Милоша и другое прозвище — Кобилич. Придумали недруги сказку, будто не было у него ни роду, ни племени, а вскормила его молоком кобылица степная. Оттого и любит он больше жизни широкий простор да степной ветер. А может, не враги придумали эту сказку, а народ сложил? Знают люди, что знаменитый юнак Милош, равного которому не сыщешь в Сербии,— их плоть и кровь, черная косточка... А теперь войдет в его дом знатная девушка, смиренно поклонится тому, кто, случалось, и скот пас, прежде чем добыл себе мечом славу и богатство.
Все готово в Липлянах к приему невесты. Ворота открыты настежь. Вот и свадебный поезд. Спешились сваты, разминают ноги. Кони ржут, почуяв отдых. Одна только невеста не сходит с коня, ждет, по обычаю, жениховых подарков. На золотом блюде выносит эти подарки посаженная мать ^ жениха. Атласные одежды топорщатся на ее дородном стане, златотканый плащ сбегает с плеч. С поклоном протягивает она блюдо Елице:
— Будь здорова, госпожа. Сойди с коня, вступи в дом!
Елица берет из ее пухлых рук блюдо с горкой жемчугов, драгоценных косичников, сверкающих перстней.
— Гляди, гляди,— раздается в толпе,— подарки-то какие! Как у царей византийских!
Девушка кланяется в ответ, передает блюдо молодому Косанчичу.
— Сойди, госпожа, с коня!
Невеста упрямо сдвигает брови, щеки ее заливает румянец.
— Не сойду!
В толпе кто-то ахает. Вот так диво! Видно, не по вкусу пришлись подарки знатной невесте.
— Сойди, сойди, что ты! — шепчут ей сваты.
Толстая посаженная мать пятится к каменному крыльцу, кричит:
— Милош! Жених! Не сходит невеста с коня. Бедно ты ее одарил, не по чести, не по роду!
Милош выскочил на крыльцо, нахмурился.
— Эй ты,— закричал он,— госпожа высокородная! Слезай с коня, живо! — Он широко зашагал по двору, подошел вплотную.— На моем же коне сидишь. Или конь тебе не хорош? Или сватов мало?
Девушка твердо встретила взгляд синих Милошевых глаз, потемневших от гнева.
— И с твоего коня не сойду, воевода. Хороши подарки и богаты, только мне их не надо. А слышала я — держишь ты под замком Топлицу Милана. Он мой сосед и добрый юнак. Дай ключи от темницы, тогда сойду! — Узкая рука девушки протянулась вперед, ладонью кверху.
Милош секунду стоял неподвижно, потом засмеялся, легко снял Елицу с седла, поставил на землю:
— Вот так девушка! Бедовая госпожа. Ну что ж. Получай ключи — женихов подарок...
Сам князь Северной Сербии Лазарь приехал на свадьбу. С ним весь цвет сербского войска — все знатные люди. Не видно среди гостей только Вука Бранковича — соседа. Отказался, сославшись на нездоровье. Прислал вместо себя племянника — Гргура Бошковича.
Дубовые столы ломятся под тяжестью снеди.
— Здоровье князя нашего Лазаря и княгини Милицы!
— Здоровье молодых!
— Воеводе Милошу многие лета!
Вдруг Юг Богдан отодвинул полную чашу. Толстый Гргур жевать перестал. Зашептались гости. Невеста положила на локоть Обилича легкую руку.
— Что же ты, Милош? За столом все друзья — твои гости.
Милош нахмурил брови. Откуда ей знать — нежной девушке — горькую правду? Да, есть и друзья, но их мало! Все эти властели съесть готовы друг друга. Вечная свара меж ними из-за лесов и угодий. А уж простому народу от них никуда не укрытся.
— Враги! — процедил он сквозь зубы.
По правую руку невесты сидит Милан Топлица. Бледное лицо молодого юнака нахмурено,— не но сердцу ему этот пир, не по нраву полученная свобода. Хорошо — отпустил бы за выкуп или от чистого сердца забыл Милош старую ссору. А то так — в угоду прихоти женской... Услышал недоброе слово — и зашлось в нем сердце.
— А коль враги, нечего за стол приглашать, вино в чашу наливать!
Поднялся Милош, сверкнул очами, подбоченился...
— Довольно, юнаки! — Лазарь встал, отодвинул скамью, заговорил властно.— Довольно распрей! Сидите в своих дворах — за горами, зубчатыми башнями всей Сербии вам не видно. А враг — турки — у самых границ. От тебя, Милош, не ждал я такого. Что не поделили — коня или сокола?
Юнаки молчат, но за них рад слово молвить толстый Гргур. Красным он стал от вина и болтливым: — Если бы конь! А то — не поверите — из-за какого-то мужика. Слугу его, видишь, Топлица обидел.
— Довольно,— нахмурился князь.— Забудьте старое дело.
Но Бошкович Гргур не все еще, видно, сказал.— Ты бы, Топлица, не обижал мужиков в Липлянах. Здесь толкнешь мужика — попадешь в хозяйского дядю!
Топлица .вдруг улыбнулся, сверкнули белые зубы.—Жаль, Гргур, не тронул я твоего дядю, высокородного Вука. Тогда б у меня с Обиличем ссоры не вышло.
Чего не сделают умные речи, сделает смелая шутка. Посмотрели юнаки друг другу в глаза, толкнули друг друга плечами. Отстегнул Милош алеманскую саблю , подал Милану: — Браг брата может предать и убить, побратим побратима не выдаст!
Оба надрезали руки, кровь их смешалась.
— Славно, славно!
— Все бы вы так, воеводы и властели,— молвил Лазарь.— Не было бы такого врага, чтобы нас одолел. Так ли я говорю? — возвысил князь голос.
- Так, так,— раздались голоса.
…В декабре 1386 года по дороге в Крушевац двигалось сербское войско. Люди едва держались в седлах. Окровавленные, засохшие повязки мешали двигаться. Тяжелораненые были привязаны к спинам товарищей. Но воины будто не чувствовали усталости. Добрая юнацкая шутка перебегала от одного к другому. За войском тащилась кучка темнолицых раскосых пленников в грязных» но ярких одеждах. Жители сел на всем пути войска высыпали на дорогу, долго глядели вслед. Ребятишки с громкими возгласами прыгали вокруг пленных, норовя достать их палкой.
Не дешево досталась сербам победа.
25 дней держались они, защищая Ниш от вражеских полчищ, пока гонцы пробрались в Крушевац с известием об осаде. Но турки взяли древнюю крепость, путь в сердце Сербии был открыт. Везир Али-бей ворвался в узкую долину реки Теплицы, сжигая на своем пути села. Люди прятались в горах, бежали под стены града Плочника, угоняли скот, спасали детей. Немногим удалось достичь городских стен. Войско Лазаря встретило турок в тесном ущелье. Сомкнулись две конные лавины. Страшен и беспощаден был бой: жалкая кучка пленных да немногие беглецы — вот все, что осталось от Алибеева войска.
Лазарь едет чуть в стороне, по обочине дороги. Он один среди возбужденных победой людей выглядит хмурым и озабоченным. Сегодня победа, а что принесет завтрашний день? Несметны силы турок, тверда власть султана. Одно лишь мановение его десницы — священный закон. А в сербском войске — раздоры. То и дело долетают до князя недовольные речи, обрывки споров:
— А чего ради мириться, если сосед отхватил у меня семь деревень? — На что соседи даны нам от бога? Чтобы не тупились сабли!
По дороге на Крушевац тает сербское войско: разъезжаются властели по своим замкам. Едва половина прибудет в Крушевац к князю на пир. Северные властели хотят войны с Венгрией, соблазняет их на это король Боснии. Трудно будет помешать этой войне. А ведь она отвлечет много сил от борьбы с турками и, главное,— в тот самый час, когда все, решительно все силы нужно держать наготове. От мрачных дум ссутулились плечи князя.
А с южных земель тем временем бежит разоренная турками райя . Тысячи рук тянутся с просьбой о хлебе. Властели гонят беженцев со своих земель, не думая, что завтра и их дворы могут стать добычей турецких отрядов. Нет, только союз, крепкий союз всех славянских государств в силах остановить смертельного врага.
На третий день после большого пира, который устроил Лазарь по случаю победы под Пишем, поехал Бук Бранкович к племяннику Гргуру в гости.
Вук и Гргур долго сидели молча. Вдруг Гргур придвинулся к дяде: — А что, если...— Бранкович остро взглянул на родича.— Султан Мурад. Вот кто поможет сбросить Лазаря... Обещать ему земли. На худой конец отдать город Ниш...
Бранкович поднялся, отодвинул кресло с головами дракона на спинке, заходил по ковру, потом в раздумье остановился, опершись на кресло.
— Нет,— сказал Вук медленно. Рука его в задумчивости поглаживала резную драконью голову.— Нет. Пусти только в Сербию басурман. Самое большее — оставят нам наши вотчины. Да еще им плати. Нет, это не выход!
За три года, что прошли после битвы у Плочника, разгладился шрам на щеке, зажили старые раны. Тихо текут дни в Липлянах на подворье Милоша-воеводы. Вдруг — гонец. Доскакал до крыльца, бросил повод слуге, быстро взбежал по ступеням.
— Опять в Крушевац?..— Елица подняла на мужа глаза, полные скрытой тревоги. Милош взял письмо, сломал печать — брови сошлись к переносью.
— Что, снова турки? — спросила Елица одними губами.
Он мог бы ее успокоить, но не такова его жена — Ела, чтобы утешать ее ложью.
— Да, султан ведет на нас свое войско. Лазутчики доносят — идет старой дорогой на Ниш. Князь собирает всех властелей. Надо ехать, Елица.
— Ну, что ж, сказала она медленно.— Поезжай, милый супруг, с богом. Возвращайся живым и здоровым.
Который раз собирает Елица мужа в дорогу. Укладывает еду в кожаную торбу. Долго держит в руках белую рубаху. Где пронзит полотно вражья стрела? Разрубит меч острый? Ох, лучше не думать...
Отзвенели копыта коней, ускакала дружина мужа. Осталось — смотреть на дорогу, считать дни или годы.
Но летнее солнце все так же восходит, дни сменяют ночи, медленно течет жизнь в Липлянах у подножия гор Шар-Планины ', на самом краю Косова поля. Остались на властельском дворе жена и сын. И еще — старые слуги. Никто не ждет незваных гостей: по слухам, войско Мурада пойдет старым путем — через Ниш, по долине Топлицы. Но хитрый султан меняет решение: он приказывает своим беям свернуть на другую дорогу.
— Беда, беда, госпожа Елица! Беда! Турки близки! — Старый слуга задыхается, губы дрожат от страха. Он пас стадо за дальним холмом п увидел: будто туча сползает с гор на долину...
— Спасайся, хозяйка! Спасай малого сына!
Побледнела Елица, заметалась по горнице. — Где же ты, Милош? Где твои сильные руки? Что я могу — одна против рати турецкой? Нет, не дамся живой, не дам сына в рабство. Или погибну с ним вместе, или пробьюсь в Крушевац!
Маленький Гойко сидит на коленях у няньки. В пухлых ручонках кукла — деревянный резной человечек. Мать не дает ему игрушку; боится острого носа — не уколол бы сыночка. А Гойко любит раскрашенную игрушку: и рот до ушей, и веселые глаза, и протянутые вперед деревянные ладошки.
Вдруг вбежала в горницу мать. Она ли это? Не узнал ее сын, заплакал. Его мама — в шлеме, в кольчуге и с саблей. Схватила на руки Гойко, не заметила острого носа опасной игрушки.
Вот мчатся они на коне; маленький Гойко, закрытый отцовским щитом, крепко привязан к Елице. Мать погоняет коня: скорее, скорее! Пока не докатились сюда турки — уйти под защиту сербского войска. Вот дорога пошла в гору, на холм. Елица оглянулась назад. Боже правый! Все зеленое поле, насколько хватает глаз, покрыто вражеским войском. Растекается оно по полю, пожирает все вокруг, будто черное пламя. Нарастает гул, все ближе слышен топот. Маленький сын прижался к материнской груди, покрытой железной сеткой, не выпускает игрушки.
...Течет по Косову полю светлая речка Ситница. Несет свои воды в Ибар, приток Моравы. А Морава в широкий Дунай, а Дунай в Черное море. Только здесь, у Липлян, неширока речка Ситница. Здесь, у гор, она быстра и коварна: притащит вдруг камень, выроет яму. Шаткий мостик перекинут с берега на берег.
Скорее к нему: топот висит за плечами Елицы. Вот мелькнули под ногами у копя мостки деревянной кладки... Что это? Захрапел конь, пронзенный стрелой, взметнулся на дыбы, забил копытами воздух. Рухнули под его телом тонкие жерди. Детский крик взвился над долиной и погас в плеске. Сомкнулась вода, разошлись по не!"! круги. Турок с конским хвостом на шлеме взвизгнул от злости: жаль, что пропал добрый копь, и обиден промах...
Откатился бранный шум, улеглись на воде широкие круги. Разгладились облака, отраженные в речке. Только вдруг вынырнул острый нос, закачался на воде деревянный резной человечек. Плывет, улыбается, смотрит в синее небо раскрашенными глазами. Высоко оно, синее небо, спокойно и чисто. Плывут облака над водо1б|.
Нет, не сбылись честолюбивые замыслы Вука. Ему удалось бы раздуть распри, если бы северные властели ухитрились навязать Лазарю ненужную войну с Венгрией. Но теперь, когда этот замысел провалился. Бук Бранкович больше всего опасался воеводы Милоша. Ни один родовитый властель не пользуется у князя Лазаря таким почетом.
Тревожные думы не давали Буку спать. С февраля 1389 г. ходят слухи, что Мурад собирает огромное войско. Вызвал ой своих сыновей Баязида и Якуба из Азии. От приезжих купцов и верных людей ста.по известно, что несметные силы врага движутся к Сербии... А теперь по зову князя Лазаря к нему явился Милош с дружиной. И надо было видеть, с каким почетом встретил князь этого выродка! Далеко, видно, метит Кобилич! Вот кого надо убрать с дороги немедля...
Долго тянется ночь, низко горят над Крушевацем звезды. Вдруг захрапел где-то конь, простучали копыта, послышались окрики стражи. Захлопали двери.
— Где, где, откуда? — раздался снизу голос Обилича.
— На Косово поле, к Приштине...
— Мурад на краю Косова!
— Слышите, братья?
— Сила несметная! Липляны твои, Милош, разорил турок до тла. Жена и ребенок погибли в Ситнице!
— Эй, пропустите его во дворец!
— Вестника к Лазарю!
Гудит крушевацкий дворец — потревоженный улей. Кто в горячке седлает коня, кто молится. Бук Бранкович — владетель Косова поля — до боли сжимает холеные руки. Так вот куда пожаловали незваные гости: к нему на Косово! Бешеной злостью наливается его сердце. Злостью, но и радостью смутной: погибла семья ненавистного Милоша, сгорели Липляны...
Идут дни. Новые отряды прибывают в Крушевац, но мало их, мало. Лазарь в тревоге меряет горницу тяжелыми шагами. Надо бы встретить врага в горных ущельях, да упущено время. Ну что ж, на широком Косове есть где разгуляться коннице сербов.
— Эй, Голубан! Позвать воеводу Обилича. Как это нет? Найти поскорее!
Тем временем Бук Бранкович у себя в башне держит совет с верным другом. Гргур осторожно касается локтя, приближает лицо к самому уху.
— Помнишь ли наш разговор на моем дворе три года назад, дорогой дядя? Не поздно вернуться к тому разговору.
— Поздно, Бошкович, поздно. Не сегодня — завтра сраженье.
Пухлые пальцы расстегнули кафтан, развязали тесемки рубашки. Гргур вынул тонкий платок, развернул на коленях, подал Вуку листок:
— Письмо от Мурада. л— Откуда оно у тебя?
— Принес человек верный.
Вук пробежал глазами листок.— Всем воеводам, которые отложатся от Лазаря и перейдут на его сторону, Мурад обещает награды и земли, обещает свободу веры...
— Ишь, нехристь! — гневно восклицает Вук.
— А надо подумать, — вкрадчиво шепчет толстый Гргур, — у него сила, а у нас лишь малое войско. На соседей надежда слаба. Один только боснийский король прислал отряд.
Вук Бранкович встал, глянул в лицо Гргура гневным взглядом.— Мурад пришел на мое поле, топчет мою землю и хочет, чтобы я ему кланялся в ноги!
Гргур поспешно спрятал письмо за пазуху. Вук остановил его: — Письмо это дай мне. На нем имени нет, может еще сослужить службу.
...И пошло то письмо из рук в руки. Из холеных рук воеводы Бранковича в маленькие, унизанные перстнями ручки княгини Милицы. — Смотри, пресветлая государыня, какие письма получает из турецкого лагеря княжий любимец...— Из ручек Милицы в жесткие ладони Лазаря: — Прочти, дорогой супруг мой. Узнай, что задумал накануне боя твой Милош — подлый изменник!
Трубит рог в сербском стане, сзывает воевод и властелей в княжий шатер на пир. Последний пир перед битвой. Воеводы теснятся у входа, гремя саблями, садятся на скамьи. Рассаживаются по родовитости.
Вот слуга Голубан налил первую чашу, с глубоким поклоном поднес Лазарю. Стих гул, все повернулись к князю. Лазарь медленно поднял поседевшую голову, взял в руки кубок.
— Пью за победу, сербы. Завтра, в Видов день, решается судьба нашей земли. Храбро сражаться нам, братья!
Задвигались кубки, потянулись к дымящимся блюдам. Молча сидит Милош у самого входа в шатер. Задумчиво смотрит на кубок с ракией .
— Ну, а вторую чашу,—Лазарь обвел взглядом властелей,— выпить хочу за вас. Да только за кого прежде? Если по знатности рода, выпил бы я за Вука Бранковича. Если бы хотел выпить за силу...— Лазарь помедлил, словно не зная, кому отдать предпочтение: — выпил бы я за тебя, Страхиня. Если бы хотел выпить за самого красивого юнака в войске, выпил бы за Косанчича. А только я хочу выпить за храбрость. Твое здоровье, Милош Оби-лич! Был ты мне прежде верным воеводой и добрым другом. А теперь ты — перебежчик турецкий!
Милош вскочил на ноги. Под ударом могучего кулака ла столешница, голос сломался от гнева: — Чья клевета?
Лазарь вынул письмо Мурада: — На, читай, коли хочешь. Кто доставил это письмо, тебе знать лучше. — Вук принял листок из рук князя, прочел вслух от строки до строки.
— Кто видел это письмо у меня? — спросил Милош. Он стал шдруг спокоен, только бледность залила щеки.
— Скажи лучше, где побратим твой — Топлица? — спросил Вук. — Уж не поскакал ли в турецкий лагерь с известием о твоей измене?
— Топлица послан в разведку! — крикнул Косанчич.
— Да, — подтвердил Милош негромко.— Топлица в турецком стане...— Он опустил голову и вдруг поднял ее рывком, будто пришла ему какая-то мысль.— Так ты говоришь, Вук, письмо мое? Ну так давай его мне.— Письмо шлепнулось в винную лужу. Милош вытер его рукавом, расстегнул панцирь, спрятал.
— Что еще скажешь, князь мой?
- Скажу: иди, воевода. Иди куда хочешь. Хочешь — останешься сербом, хочешь — подайся к туркам. А чашу эту я пью за тебя.
- Спасибо, князь,— Милош поклонился низко.— Кто тебе верен, кто нет, покажет завтрашний день. Прощайте, юнаки!
Милош отодвинул скамью, вышел из шатра. Следом — Иво Косанчич.
Лежит котловина меж гор и высоких холмов — Косово поле. Чтобы проехать его, надо скакать целый день, не слезая с коня. А поперек — от болотистых берегов Ситницы до глинистых рыжих уступов — конь домчит часа за два. Течет, извивается посреди поля глубокий Лаб — стремится к Ситнице. Нелегко отыскать на нем брод, переплыть с берега на берег. Только близ устья разливается вширь, становится мельче.
Лазарь оставил Приштииу, отвел за Лаб свое войско. Отвел —¦ и мосты за собою разрушил. И тотчас двинулось войско Мурада. Занялась пожаром Приштина... Вышло турецкое войско на левый берег. Отблеск далекого зарева отразился в воде, будто реку подкрасили кровью.
Нету края стану, туркам счету...
Если б сербы стали солью, туркам
Не хватило б на обед той соли!
Так поется в старинной народной сербской песне...
Милош и Иво Косанчич ждут друга у старой церквушки. В глубине ее теплится свеча, молится кто-то... видно, за мужа или за брата. Много завтра будет вдов и сирот.
Из-за туч показалась луна, осветила холмы неласковым светом. Девушка поднялась с колен, потушила огарок свечи, пошла к выходу.
Вдруг третий юнак подскакал к ним бесшумно — копыта коия обвязаны тряпками... Снял чалму, вытер пот рукавом.
— Милош!
— Топлица! Юнаки отъехали, сгрудились тесно. Только обрывки слов долетают до девушки: — Страшная сила... мы с босняками вместе, третьей части не будет! Выходят на Лаб... Шатер султана...
— Что ты задумал, Милош?! Нет силы такой, чтобы пробиться...
— У меня пропуск — письмо от Мурада...
Душно в шатре... Не спит Лазарь в эту последнюю ночь, слушает окрики стражи. Разведчики приносят дурные вести. Намного враг превосходит сербские силы. Не ,все еще воеводы пришли. Успеют ли к утру?
Вдруг горькая мысль заставила Лазаря встать с походной лежанки. Встал, откинул полу шатра, вышел наружу. И так захотелось ему поднести к губам рог, протрубить тот условный сигнал, которым не раз призывал он Милоша в битве. Не может быть, чтобы Милош предал. Кому тогда верить? А ведь письмо принесла сама Милица. Быть может... тайный недруг Обилича ввел в заблуждение княгиню? Спит человек этот здесь в .моем стане или не спит... Точит саблю? А Милош? Отряд свой оставил в войске... Если он прав — почему же и сам не остался? Эх, знатные люди сербские! Нет у вас единства. Труден будет завтрашний денй! Но родина просит защиты.
Ночь и не ночь уже — раннее утро. Смутный свет стирает на небе звезды, сеется, как сквозь схтто...
Есть холм в стане сербов, за Лабом: не очень высок, но повыше окрестной равнины. Крутолобый холм Ветрник, с проседью ковыля в травах. Иногда пробежит по нему лисица, сядет орел белохвостый. Но хозяин здесь ветер. Поет свои тонкие песни, пригибает ковыль, шевелит травы.
Но вот застучали по склону копыта, пискнула птица в испуге. Проскакал знаменосец. Ветер рванул, затрепал знамя, заиграл золоченой кистью.
Медленно въехал на холм Лазарь, оглядел поле, прикрыв глаза от солнца ладонью. Раскинулось сербское войско но всему течению синего Лаба. Правым крылом уперлось в болотистый берег Ситпицы, левым — в самые горы. На правом крыле — все верные люди. Здесь могут прорваться турки. Слева, у гор, отряды союзников под начальством боснийского воеводы. Сербами здесь командует Бошкович Гргур. Лазарь привстал в стременах. Высоко взды-итаготся древки знамен с привязанными к ним конскими хвостами. до самого горизонта залита равнина врагами. И вся эта масса переливаеход, течет, вспыхивают шлемы на утреннем солнце.
Рев боя докатился к подножию Ветрянка. Лазарь сжал коленями коня, полетел с холма в самую гущу сражения. За ним — Знаменосец и вся свита. Сын Мурада Якуб, узколобый, приземистый, орудуя саблей, прокладывал себе путь в ту сторону, где леталось сербское знамя. Туда! Там князь сербский. В этой битве Якуб должен показать отцу, на что он способен. Недаром отец послал войско Якуба сюда, в самую гущу боя.
I Вот они сходятся грудь с грудью. Выбитая рукой князя, далеко! отлетает кривая сабля Якуба. Если б не преданные беи, не вести бы ему сран^ения дальше. Пал конь, пронзенный стрелой, кн|язь едва успел выдернуть ногу из стремени. Верные руки подвели другого коня.
— Эй, сербы! — закричал Лазарь,— юнаки! Пришел час показать нашу си.лу!
Под натиском сербов откатилась назад лавина врага. Бой кипит уже в воде, узкий брод тесен для сечи. Обмелела река'— кони не топчут песчаное дно — ступают по трупам павших. Близок, близок уже левый берег! Конь захрапел, вынес князя на отмель.
— Снушайте, Милош и Иво. Кто старший в нашем союзе?
— Ты, побратим.
— Ты, Милош.
— Значит, мое последнее слово. Возвращайтесь в войско. Для того, что я задумал, трех жизней не надо.
— Для того, что задумал ты, Милош, ста жизней не жалко! Бесе-ио вместе гулять, пропадать вместе тоже не скучно.—Топ-лица показал в улыбке белые зубы.
— Ну, что же,— Милош обнял товарищей.— Быть по-вашему. На одном стою твердо: в шатер войду один. Помолчи, Иво. Вы будете ждать меня где-нибудь неподалеку. Услышите шум — скачите скорее в .тагерь. Я тоже живым не дамся. Надо, чтобы кто-нибудь принес нашим нужную весть...
Высокий шатер Мурада стоит в неглубокой лощине. Янычары ' в ярких штанах и шелковых кафтанах с обоюдоострыми ятаганами 2, воины с обнаженными мечами, ряды конной стражи плотным кольцом окружают шатер. То и дело расступается стража, пропуская вестников с поля боя.
Задыхаясь, вошел в шатер гонец Якуба. Упал в ноги, поцеловал туфлю Мурада.— Половина людей перебита, о светлейший! Неверные теснят наше славное войско.
Кривым носком туфли Мурад ударил гонца в переносицу. Кровь закапала на шитую золотом туфлю.
- Позор! — загремел голос султана. Жалкая кучка неверных теснит слуг аллаха... Передай сыну Якубу — резерв готов вступить в бой.
Стоявший неподалеку везир Али-бей осмелился доложить: — О, великий! Перебежчик из сербского стана, воевода Милош Обилич с двумя воинами просит милости предстать пред твои светлые очи... ,
Султан поднял широкие брови, тень улыбки скользнула по его лицу: — Милош Обилич? Не тот ли, что бил тебя у Плочника, мой везир? Значит, плохи дела у Лазаря, если бегут от него такие юнаки. Ветер сражения должен повернуть в нашу сторону... Ввести воеводу! Милош вошел в шатер в сопровождении двух янычар. На нем был плаш;, одетый поверх кольчуги, широкий пояс туго стягивал стройный стан. Смело вошел, поклонился Мураду.
— Дозволь, султан, служить тебе!
Серб-переводчик, согнувшись вдвое, залопотал что-то. Мурад улыбнулся, слегка качнул головой, невнятно ответил.
— Рад тебя видеть в своем войске, от-важньи! воин, — нараспев протянул переводчик.— Обижен мною не будешь. Немало
уже сербов под моими знаменами. Тому, кто хорошо мне служит, плачу щедро...— Мурад еще что-то сказал, и переводчик подхватил его слова на лету, как подачку:
— С помощью аллаха покорит Сербию наше войско — отдам тебе лучшие земли. Захочешь — будешь молиться своему богу, захочешь — примешь ислам.
Узкая туфля с загнутым носком высунулась из-под края синей парчовой одежды. Поцеловать туфлю султана — великая милость. Вот она близко, вышита золотым галуном, закапана свежей кровью... Трудно, ох, трудно юнаку склониться в поклоне, а надо. Рука под плащом ложится на пояс. А за поясом — острый клинок! Выхватил его Обилич и ударил Мурада. Раз и еще раз! Султан закричал, на мгновение смешалась стража. Милош вырвал из чьих-то рук саблю, ударил наотмашь. Сабля — могучая сила в руках юнака. Упал везир, сражена ближайшая стража... Клубок человеческих тел выкатился наружу.
— Держите! Султан умирает! Послать к Баязиду!
— Эй, к Лазарю, братья! Вы меня слышите? Живо!
Те, кому брошены эти слова, мигом срываются с места. Приказ есть приказ — только дрогнуло сердце Косанчича: — Топлица, скачи, прикрываю тебя! — И вот они рубятся рядом — Ибо и Милош Обилич. Вдвоем против сотни. Первым упал Косанчич. А Милош еще стоит, прислонившись к шатру, отбивает удары. Но сломалась сабля о чью-то кольчугу... скручены руки.
— Царевич Баязид, надежда престола! Я привез тебе страшную весть. Враг смял наши войска. Турки бегут. Султан умирает от ран у себя в шатре.
Остро блеснули глаза Баязида. Решение было быстрым, как молния:
— Снять отсюда всех спахиев и янычар, кроме двух передовых отрядов. Бросить их на левое крыло. Река здесь непроходима. Сербы не ударят нам в спину.— Баязид вдруг обернулся, поискал кого-то глазами. Подозвал низкорослого турка с лицом, рассеченным шрамом. Когда тот подскакал, Баязид шепнул ему несколькв слов... Турок побледнел, опустил голову.
— Слышал приказ? — спросил Баязид грозно.
— Слышал, о повелитель!
На левом берегу Лаба, откуда начинали атаку отряды Якуба, кипит бой. Вытоптана трава на лугу, пыль оседает на свежие раны. Немного юнацких отрядов, но храбро бьются, турок теснят повсюду.
Лазарь второго гонца посылает к боснийскому воеводе. Но тот все медлит. Бой решается здесь, надо бить турок, не давать им передышки... Эх, где же ты, Милош?
Вдруг из толпы сражающихся вырвался Милан Топлица. Подскакал к князю, хотел что-то сказать, но не смог — начал сползать на землю. Несколько рук подхватили его. Лазарь увидел: торчит у юнака стрела под лопаткой.
— Князь, слушай,— прошептали синие губы с последним дыханием.— Милош убил Мурада. Там и Косанчич. Я вот пробился...
— Милош убил Мурада! — гремит над полем сражения. — Победа, братья!
Воинам будто кто-то прибавил силы. Дрогнули ряды вражьего войска. Турки бегут! Но сербов осталась едва половина. Тут все бы решили свежие силы. А помощи нет. Новых гонцов шлет Лазарь. Но босняки еще не сдвинулись с места. Стоят на левом крыле, в безопасности, и другие сербские воеводы, ждут, когда подаст знак к бою Бошкович Гргур, гадают — может, без них Лазарь добудет победу. А князь все еще ждет свежих отрядов, не теряет надежды на помощь. Но вот уже турецкие всадники справа и сзади юнаков: это вступили в бой войска Баязида.
Первым заметил опасность Бук Бранкович, закричал, надрывая голос, повернул своих воинов к броду. Скорее, скорее, только б укрыться за каменный Голеш! Никто из сербского войска не ушел на правый берег живым. Никто, кроме Бука с отрядом. Путь к броду отрезан. Янычары — пешие гвардейцы в легких одеждах — бросились на тяжелую конницу Лазаря, и пошли в ход ятаганы, подсекая сухожилия коней, убивая воинов.
Свежий резерв турок вступает в бой, сменив разбитое войско Якуба. Сам он, слабея от ран, еще продолжает сражаться. Но вот невысокий всадник с лицом, рассеченным шрамом, придержал коня, натянул тетиву. Пронзенный стрелой Якуб, раскинув руки, упал с седла. Минута — и десятки конских копыт втоптали в землю того, кто только что был соперником Баязида.
Новый султан — Баязид — выиграл битву. Брошенные своими братьями, прижатые к глубокой реке, исхлестанные железным дождем стрел, храбро умирают юнаки. Летят с берега в реку кони и люди, обломки мечей и рассеченные тела. Все принимает в себя глубокий Лаб, замутившийся кровью...
Тают ряды сербских воинов, будто воск на горячем солнце. Вот уже кучка осталась. Упал знаменосец. И нет никого, кто бы принял знамя. Рванулся к древку Лазарь, но тугая петля сдавила грудь, сорвала с коня.
Милош и Лазарь стоят перед казнью рядом. Головы их не покрыты, ремнями скручены руки. Умирающий Мурад пожелал увидеть их смерть.
— Нет уже славного войска, верный мой Милош,— говорит князь.— Нет государства, Сербия наша под турком.
— Легче тем, кто убит наповал. Не тлеют над ними близкие звезды, не болят раны, не сохнут жаркие губы. Выпростать бы из-под копя затекшую руку... перевязать рану... испить бы водицы... Никого. Только бродят волки степные. Выбирают добычу.
Вот и рассвет над землей. Пала роса на горячие щеки. Запахло рекой, ветерком потянуло. Никого! Нет, идет полем девушка в белом платочке. Остановится, переложит юнаку затекшую руку, напоит водой, перетянет платочком рану. Солнце уже высоко, рукава тяжелеют от крови.
— Кого же ты ищешь, сестрица?
Девушка наклоняется низко, подносит к побелевшим губам тыкву с водой: — Ищу своих братьев — Обилича и Топлицу. И еще жениха — Косанчича Иво..
- Ой, сестрица, Косовка-девица! Видишь, копья лежат боевые, Где лежат они выше и гуще, Там юнацкая кровь пролилася, Там коню будет крови по стремя, А юнаку по шелковый пояс! Там погибли три славных юнака.
...И снова идет девушка полем. И вот уже она не одна. Тут и там замелькали платки, выходят женщины и дети — из окрестных селений простые люди. Плач стоит над широкой равниной...
Битва на Косовом поле запечатлелась в памяти народной. Веками создавались прекрасные песни о героическом сопротивлении сербского народа турецкому завоеванию. В них поется и о Милоше:
Жив он будет в песнях и сказаньях,
Сколько жить и Косову и людям.
1Впервые была опубликована в 1970-м году.
2Юнак — то же, что рыцарь
3В следующем, XV столетии у турок появилась артиллерия, которая в 1453 году облегчила им захват Константинополя.
4Зетское княжество — (теперь Черногория) у Которской бухты Адриатического моря.
5Властёль — крупный феодал в Сербии.
6Посаженная мать — почетная покровительница и представитель-вица жениха в свадебном обряде
7Алеманская — немецкая, изготовленная в Германии или германскими кузнецами в Сербии.
8Крушевац — замок и местопребывание князя сербского Лазаря.
9Турецкое название покоренных народов, обложенных тяжкой даныо в пользу султана.
10Планина — плоскогорье; Шар-планина — плоскогорье круглой формы.
11Ракия — сливовая водка.
12Янычары—гвардия султана.
13Ятаганы — кривые турецкие сабли.
14 Спахии — конница, состоявшая из вассалов султана.