На берегу Боко-Которского залива в Адриатике, высоко над морем в г. Пераст, стоит небольшое здание из серого камня. Одной стеной оно прилепилось к горе, три другие обдуваются ветром, и окна смотрят на морской простор. Это здание называется "Наутика". В 1698 г. перащанин Марко Мартинович обучал тут морскому делу 17 юношей из России, и здесь провел девять дней русский сановник из близкого окружения Петра I П. А. Толстой. В дневнике, который он вел тогда, Толстой записал: "Прибыли в местечко, которое называется Пераст. Здесь живут капитаны, астрономы и моряки. Их дома построены из камня, а вокруг сады. Это местечко лежит среди высоких гор на самом берегу моря. Здесь живут хорваты и сербы православной веры... Сербы все говорят славянским языком, и во многих местах у тех сербов святых икон, письма и книг печати московской много... К московскому народу очень сердечны и привержены".
К началу XVIII в. значительная часть Далмации и Бока находилась под властью Венеции и официальным языком там был итальянский, на улице и в семье люди пользовались языком, близким старославянскому, что и определило отправку русских учеников именно в Пераст.
Мартинович был известен как теоретик и практик морского дела. Он славился знанием арифметики, географии, черчения, гидрографии, кораблестроения. Окончив частную морскую школу, он юношей плавал на корабле своего отца, занимался торговлей, потом сам командовал кораблем, "своей рукой сделал несколько чертежей и навигационных карт, которые вызывали удивление искусным исполнением".
В 1698 г. у Мартиновича обучались морскому искусству Б. И. Куракин - свояк царя, Я. И. Лобанов-Ростовский, П. А., Ф. А. и Д. М. Голицыны, Ю. Я., М. Я. и А. Я. Хилковы, И. Д. Гагин, А. И. Репнин, А. Ф. Лопухин - брат царицы, В. П. Шереметев - брат военачальника Б. П. Шереметева, М. Ф. Ртищев, Н. И. и Ю. И. Бутурлины, М. А. Матюшкин. Вместе с ними обучались и их слуги и другие лица. Так, вместе с Куракиным свидетельство о прохождении морской службы получил солдат Иван Сушков, о котором сказано: "Нахожу его способным совершать морские операции, если ему то позволят вышестоящие власти". Как было указано Петром I, ученики должны были освоить карты и компасы, уметь управлять кораблями в обычном походе и в бою, по возможности научиться строить их, а по возвращении привезти с собой двух искусных мореплавателей либо кораблестроителей9 . В Перасте русские юноши обучались математике, астрономии, морскому делу, механике и прошли курс практического обучения. Они увидели Адриатику и Средиземноморье, побывали в Дубровнике, Баре, Герцег-Нови, Риме, всюду знакомились с архитектурой, живописью и памятниками старины.
При возвращении на родину все обучавшиеся у Мартиновича получили подтвержденные венецианским Сенатом свидетельства о том, что они "искусны в морской науке, знают компас и все виды ветров, читают навигационные карты и продемонстрировали свои знания на практике в морских походах". Пи один из учеников знаменитого перащанина не стал мореплавателем, но большинство из них занимали затем высокие посты в Русском государстве. Б. И. Куракин был посланником в Риме и Париже, Д. М. Голицын - на дипломатической службе в Стамбуле, А. Я. Хилков был министром- резидентом в Швеции, М. А. Матюшкин и Ю. И. Бутурлин стали генерал-аншефами. Факт обучения русских людей в Боке Которской на рубеже XVII-XVIII вв. имел немалое значение для дальнейшего развития культурных, политических и экономических связей между Россией и югославянами.
Церковные контакты между ними существовали издавна; церкви и монастыри в югославянских землях получали помощь от России. Еще в XVII в. далматинский историк М. Орбини писал о славянах как о едином племени; хорватский священник и писатель Ю. Крижанич призывал русского царя "освободить подунайских словен от турецких султанов"; поэты Дж. Палмотич и И. Гундулич призывали "солнце взойти на востоке и защитить христианские народы от турецкого ига". Позднее жизнь русских людей в югославянской среде и каждодневное общение оказали влияние на складывание у югославян более ясных представлений о родственном народе, живущем в России. А эти русские люди, ставшие затем сановниками и вообще лицами, влиявшими на политическую и культурную жизнь своей страны, никогда не забывали о впечатлениях, полученных ими в юности. Так, П. А. Толстой, будучи русским посланником в Стамбуле, рекомендовал Петру I Савву Владиславича из Герцег-Нови и Матвея Змаевича из Пераста. Первый стал затем приближенным царя, выполнявшим его ответственные поручения и осуществлявшим связь с Далмацией и Бокой, второй - адмиралом и одним из строителей русского флота.
В конце XVII в. часть сербов во главе с патриархом Арсением, спасаясь от мести турок за участие в войне на стороне Австрии, переселилась в пределы Габсбургской монархии. Однако австрийское правительство и католическая церковь повели ассимиляторскую политику, стремясь растворить славян в среде немцев и венгров. Это вызывало протест со стороны многих переселенцев, а особенно сербов, на которых не распространялась школьная автономия. Они активно боролись за сохранение национальной самобытности, за право обучать детей на родном языке. Интересна в связи с этим деятельность русского учителя в Воеводине Максима Суворова.
Согласно просьбе белградского митрополита Моисея "прислать двух искусных учителей латинского и славянского языка с определением для них жалованья", Петр I распорядился направить "двух учителей из киевских школ". Жалованье было положено в 3 тыс. руб. в год каждому, но вместо двух послали одного - синодального переводчика Суворова. 1 октября 1726 г. он "отворил словенскую школу, в которой было 7 учеников", в Сремских Карловцах - центре области, где расселились сербы в пределах Габсбургской монархии. На следующий год учеников стало 124. Суворов отмечал, что "ученики [знают] лишь азбучницы и десятисловцы, а учащихся по рукописному весьма малое число", а на требование обучать их латыни отвечал: "Прежде чем учить языку неизвестному, надо научить уже познатому. А здешний язык весь помешан, поэтому обучаю книжному словенскому языку". Учитель сам оборудовал помещение: объединил комнаты, поставил скамьи, вырыл с помощью учеников колодцы, заготовил дрова, просил у Синода материальной поддержки и книг, "ибо книг в здешних странах весьма скудно. Или униатские, или обветшалые венецианские, или рукописные ветхие. Прежде снабжались книгами из России, а теперь их на границе не пропускают".
Между тем царское правительство не очень-то заботилось о посланном за границу учителе. В 1731 г. Суворов сообщал, что денег у него нет ни на то, чтобы содержать школу и семью, ни на то, чтобы вернуться на родину. Вместе с просьбой об увеличении субсидии он посылал отчет о своей работе. В Синод было прислано также письмо 10 сербских епископов, 7 обер-капитанов и других лиц. В нем говорилось: "Мы словено- сербского народа делутирты сообщаем, что труды (Суворова. - А. Б.) полезны обществу и за то императорскому величеству всероссийскому весьма благодарны и всегда благодарить не перестанем... Исполненный вами с добрым и честным поведением труд ваш нам угоден и полезен... и того ради от долга вас освобождаем и пребывания вашего у нас желаем". В результате Суворов получил в помощь себе двух учителей.
С 1731 г. в Петроварадине и Араде уже преподавали его ученики. Когда он счел возможным покинуть Карловцы, ибо у него немало учеников, "способных преподавать в словенских школах", и выехал в Вену для возврата в Россию, то к российскому чрезвычайному посланнику в Вене Л. Ланчинскому поступило прошение от сербского населения Габсбургской монархии: "Со слезами просим пожаловать нам в Сегедин Суворова учителем нашему бедному народу... Около Сегедина многие деревни есть, а во оных жители почитай все греческого исповедания, от которых многие хотят детей своих в Сегедин посылать, а от времени освобождения той земли от турецкого ига дети находятся необучены". Ланчинский поддержал просьбу, и Суворов был оставлен там учительствовать, причем ему прибавлено жалованья 100 руб. в год, "дабы мог себя без нужды содержать".
В 1733 г. прибыли в сербские земли учителями Э. Козачинский, П. Казуновский, Г. Климовский, Г. Шумлян, Т. Левандовский, И. Минацкий15 . Козачинский, став потом ректором семинарии в Сремских Карловцах, старался сохранить школы с обучением на церковнославянском языке, понятном сербскому населению. Из его письма от 26 мая 1736 г. узнаем, что он своей властью вместо учителя немецкого языка принял дьяка Романа и с подробной инструкцией послал его "в дальнюю школу обучать учеников азбуке и грамматике словенской". В 1733 г. русские учителя преподавали уже в школах Белграда, Пожареваца, Вуковара, Сремских Карловцев, Майданпека, Нови Сада. Они приняли участие в подготовке первого поколения сербских учителей, преподававших на родном языке.
В Сремских Карловцах у Козачинского и его ученика Петра Райковича обучался Йован Раич, который в 1753 - 1756 гг. продолжил обучение в Киевской академии, а в 1758 г. стал профессором латинской школы в Карловцах. То был образованный человек, видный деятель югославянского Просвещения, основоположник новой сербской историографии, автор написанной в 1768 г. работы по истории югославян17 . В Араде, где школьное дело вели ученики и коллеги Суворова, окончил низшую и высшую школу известный просветитель Савва Текелия, первый доктор среди сербов.
Деятельность русских учителей и их учеников вызывала недовольство правящих кругов Австрии и Венеции. С 1759 г. указом венецианского Сената иностранным монахам- учителям было запрещено появляться в Далмации. Сенат противился созданию школ, в которых преподавание велось на церковнославянском языке. Когда в 1761 г. сербы из Задара, Шибеника и Скрадина просили открыть школу, выражая готовность содержать ее на собственные деньги, с обучением их детей не только чтению и письму, но также "гуманистике и риторике", референт Сената по поводу этой просьбы доложил: "Прежде всего мне кажется, что не полезно государству преподавание науки и знаний подданным низших сословий, лучше если они будут заниматься тем, чем занимались от рождения. Мне кажется, создание школ противоречит пользе государства. И главным образом потому, что в качестве учителей в эти школы пришли бы лица из других славянских земель... Сомневаюсь, чтобы эти учителя проповедовали любовь по отношению к иностранному государству, а это привело бы к печальным последствиям для Венеции. Если ваша светлость желает утешить просителей, можно разрешить несколько школ, но чтобы кроме чтения и письма в них других предметов не преподавали".
Выход из искусственной изоляции югославянские общественные деятели Василий Петрович, Симеон Концаревич, Захарие Орфелин и другие пытались найти с помощью России. "Черногорский народ, - писал активно способствовавший просвещению своего народа черногорский митрополит Василий Петрович в прошении на имя Елизаветы Петровны, - будучи лишен ученья школьного, не умеет обучать ни грамоте. В великой оттого нужде находится, а резиденция наша убога и потому не в состоянии из своего имения школ завесть". Он просил помочь организовать в Черногории "славянские малые школы, а потом, в школах научившихся, в Российскую империю для большего как церковного, так и воинского наукам обучения посылать". В один из своих приездов в Москву Петрович привез 15 черногорцев, надеясь, что они пройдут курс в Московском университете. Впоследствии их направили в Санкт-Петербургский кадетский корпус. Прибывая в Россию, многие югославяне отмечали в своих прошениях: "обучался в монастыре", "обучен собственным коштом", "читать и писать на словенским языке умею". Что касается высшего образования, то тут возможности югославян были ограничены. Вот почему с конца 30-х годов XVIII в. поток югославян, желавших продолжить образование, устремился именно в Россию.
Продолжение следует...
