Смерть Патриарха Сербского Павла многие восприняли как невосполнимую народную потерю, хотя он уже долго болел. Можно сказать, что Патриарх был воистину народным патриархом. Редко какая личность в новой сербской истории, богатой разделениями, расколами и столкновениями, имела и имеет до сих пор такой авторитет и всеобщее народное почитание. Миллионы людей, скорбящих по Патриарху, и еще нескончаемые тысячи, желающих с ним проститься – доказательство того, что Патриарх смог объединить и вдохновить людей своей жизнью и делами. Очень редки случаи, когда сербский народ настолько сплочен вокруг человека, которого еще при жизни называли «святым, который ходит».
Как один болезненный, слабый мальчик, который чудом остался жив, принявший постриг, «потому что сирота со слабым здоровьем не мог иметь своей семьи и быть священником», отказался от светской жизни, а в конце жизненного пути стал первым среди сербов? Как скромный монах, слова которого «будем людьми» стали народной пословицей, пришел на место человека, почитаемого сильнейшими и самыми умными людьми? У него просили благословения даже атеисты и представители других конфессий. Как последний по меркам мирским стал первым во всем? Прежде всего, благодаря своей душевной широте, скромности, о которой сложены легенды.
Этого необычайно кроткого человека уважали и ценили и стар, и млад, и верующие, и атеисты, левые и националисты, патриоты и европейцы, власть и оппозиция – необычайный успех в разделенной и часто ругающейся Сербии. Когда мы слышали, что те, кто далек от православия: атеисты, мусульмане, католики и протестанты, – говорили, что это святой человек – речь идет о чуде, когда уже не верится в чудеса.
Даже те, кто известен как противники веры и православия не смели его напрямую подвергать критике, так как знали, сколько человек его любят и уважают. Даже «дежурные борцы» с традицией в своих нападках на церковь не упоминали старого и мудрого патриарха, а если критика, все же, имела место, то она была завуалирована во фразы типа: «не оспаривая моральную целостность, мы должны сказать…»
Вопреки тому, что он пользовался всеобщей любовью и уважением, многие его не понимали. Уважаемый всеми, это был авторитет во времени без авторитетов. Некоторые его как скромного и кроткого монаха недооценивали, считая его наивным, пытались склонить его на сторону своих недальновидных целей и ограниченных интересов. Говорили, что это святой человек, но в то же время торговали его благословениями в полной уверенности, что он не замечает этого. Он много что видел, но хотел поддержать любое благонамеренное начинание.
Другие не понимали его действий или слов, если они расходились с их интересами и идеологическими воззрениями. Каждый из них видел в нем то, что хотел увидеть, и представлял Патриарха, соответствующим его интересам – чаще всего в черно-белом цвете. Он просто, как смиренный мудрец во время торжества надменности, не подходил под те идеологические и партийные разделения, шаблоны в церкви и обществе. Поэтому часто в церковной и политической иерархии о нем говорили, «что он хороший и наивный человек». Патриарх же смотрел на все это, как на детские забавы упрямых сыновей, с которыми надо обращаться нежно и терпимо.
Когда он выступал как искренний миротворец на окровавленных Балканах, некоторые, кто думал, что церковь должна быть больше задействована на «нашей стороне войны», восприняли его как пацифиста. Опять же, те, кто видели, как он помогает нашему исстрадавшемуся народу в Косове, когда еще будучи епископом страдал вместе со своей паствой, и после, как Патриарх Сербский поддерживал борьбу за свободу сербов, живущих за рекой Дриной, восприняли его как политического националиста.
Но он в себе соединял и ту православную черту, которой не было у «готовых к войне» католических и мусульманских иерархов, искренне заботился о своем народе, захваченном войной – этого было так мало у политиков и интеллектуалов. Поэтому совершенно незаурядный и замечательный человек во времена нигилистического наводнения, соединил в себе общехристианские достоинства с заботой за православное и национальное – за суть косовской и видовданской идеи. Он это очень действенно распространял на остальных, представая объединителем среди хронического разъединения.
Некоторые его односторонне «трактовали» по тому, как он просто и прагматично лавировал между течениями в церкви и государстве. Это, может, и было точным, но он не делал этого по причине слабости и наивности. Благодаря своей мудрости, он пошел по единственному пути, который мог объединить и помирить народ, страдавший от опухоли разделений и расколов. Если этого не поняли те, кто осуждал слова Патриарха, то понял обычный народ, видевший в Патриархе мудрого старца, объединяющего народ в годы тяжких испытаний. Поэтому не надо удивляться, что у сербского народа со смертью Патриарха появилось ощущение сироты, оставшегося без попечения отца своего.
