Српска.Ру продолжает публикацию серии отрывков из книги воспоминаний бывшего десантника Александра Лобанцева, принимавшего участие в знаменитом марш-броске на Приштину
Прочитать книгу полностью можно по адресу:
http://www.kosovo99.ru/
Фотографии:
http://www.kosovo99.ru/?page_id=133
… Последующие дни мы продолжали нести службу по охране госпиталя. Время от времени к нам заезжали наши товарищи отправляющиеся или возвращавшиеся с каких-либо заданий. Мы общались, делились новостями и обменивались мнениями о происходящем. С учётом всего услышанного можно было сделать вывод о том, что ситуация в крае Косово была в общем-то стабильная. Ни одного мало-мальски серьёзного столкновения наших сил с албанами так и не произошло. Натовские подразделения повсеместно разворачивались и обживались. Албанцы продолжали свирепствовать. Не смотря на прибытие нескольких самолётов из России никакого существенного подкрепления мы по-прежнему не получили. Практически все попытки наших младших («полевых») командиров оказать помощь сербам пресекались командованием. Последнее не нравилось большинству из нас. Сербы видели, что на местах русские стараются их защитить, но при этом сербы стали осознавать, что на серьёзную помощь со стороны России им рассчитывать не придётся. В разговорах с местными я выяснил, что кроме нас, русских, их хоть как-то пытались защищать испанцы. Где именно это было я не знаю – ни одного испанца я вообще не видел. Поскольку никакой видимой существенной помощи от нас не было, да и вели мы себя вызывающе, сербы должно быть решили, что нам наплевать на их судьбу и что мы не хотим их защищать. Но это было не так.
Наблюдая день за днём страдания беззащитных сербов мы понимали что должны что ни будь сделать чтобы хоть как-то им помочь. Все мы на тот момент уже осознали, что со стороны нашего командования явно не будет сделано ни каких шагов в этом направлении, но примириться с ситуацией нам было тяжело. Особо тяжело было примирится с ситуацией из-за того, что сербы постоянно сообщали нам о новых своих бедствиях, да и видеть албанских мародёров безнаказанно везущих награбленное в сербских домах имущество нам приходилось каждый день. К слову сказать, вывозя награбленное албаны действовали по принципу «кто во что горазд». Для перевозки награбленного кто-то из них использовал трактор с прицепом, кто-то машину, ну а кто-то и самую обычную тележку.
Мы часто говорили между собой, что этих мразей надо наказывать и возмущались тем, что командование не даёт нам расправиться хотя бы с самыми наглыми из них. Командир хотя и был сдержан, но тем не менее поддерживал наши справедливые карательные помыслы. Он так же как и мы не мог изменить ситуацию, но и примириться с таким положением дел у него не получалось. Как-то вечером собравшись коллективно поужинать и выпить пива мы снова заговорили на эту тему и в этот раз наш разговор неожиданно принял вполне конкретный оборот. После непродолжительного обсуждения мы пришли к выводу, что раз уж командование не разрешает нам защищать сербов то мы сделаем это самостоятельно. Без разрешения. Тайно и неофициально. На свой страх и риск.
Мы решили узнать у сербов где по близости находится какая ни будь не слишком большая банда шиптаров, после чего переодевшись в гражданскую одежду пробраться к этим выродкам и всех их поубивать. В гражданскую одежду было необходимо переодеться для того, чтобы какой ни будь случайный свидетель не смог опознать нас как солдат российского контингента. Получилось бы, что шиптаров убили какие-то неизвестные люди, похоже даже было бы на разборку между группами мародёров. Банды бы не стало и сербам по меньшей мере на какое-то время стало бы безопаснее жить. Случайные свидетели смогли бы рассказать другим албанам только про группу неизвестных лиц в масках и гражданской одежде. Шиптарам некому было бы мстить и не на кого было бы жаловаться, таким образом нам бы всё сошло с рук.
Если бы шиптары оказались ловчее и смогли бы опередить нас, то значит нам не повезло. Риск благородное дело. Необходимо было ещё и раздобыть оружие, поскольку со своими стволами «идти на дело» было недопустимо. Раздобыть оружие нам не представлялось слишком сложным поскольку мы знали что оно есть у некоторых, возможно даже у многих сербов. Мы обсуждали этот план действий вместе с Командиром – никто никому не приказывал, а было натуральное обсуждение. «На дело» должны были пойти только добровольцы и с этим проблем не возникло. Командир возглавил нашу нештатную штурмовую группу.
Что же касается меня, то я был одним из самых рьяных сторонников вышеописанного мероприятия и естественно я был в числе вызвавшихся добровольцев. Поскольку охранять госпиталь по-прежнему было необходимо, то нашлось занятие и для тех из нас кто не слишком горел желанием рисковать собой ради защиты сербов. То, что мы собирались сделать с точки зрения уголовного закона полностью подходило под понятие преступления, причём преступления тяжкого. Соответственно мы могли понести за него наказание и мы прекрасно отдавали себе отчёт в этом, но мы не боялись рискнуть ради правого дела. Что же касается морально-психологического аспекта, то тут уместно сделать пояснение следующего характера.
Мною было уже упомянуто, что среди военнослужащих боснийской миротворческой бригады было немало ребятишек ориентировавших свою жизнь на так называемые «понятия» и любое нарушение закона для них было однозначным геройством. Хотя таких «воинов» в нашем отделении не было ни одного, зато и фанатичных сторонников правопорядка среди нас также не наблюдалось. Посему могу уверенно утверждать, что даже серьёзное нарушение закона никем из нас не воспринималось как что-то сверхъестественное и недопустимое. Что касается меня лично, то тут всё ещё более просто – для меня всегда были нерушимы мои внутренние нравственные нормы, а вовсе не формальные правила поведения. Более того, я всегда считал, что если я совершу благой поступок и пострадаю за это, то таким образом я буду героем. Для меня не было разницы законно или незаконно то или иное моё действие, главное чтобы оно было справедливо.
С годами мои убеждения сформировались в чёткие нравственно-религиозные нормы основанные на жизни в гармонии с природой. Таким образом, сейчас в своей жизни я придерживаюсь Законов установленных Богом, а вовсе не законов выдуманных какими-то неизвестными мне людьми. Причём почитаемые мной божественные законы природы всегда неизбежно реализуются, тогда как законы выдуманные современной цивилизацией если и работают, то только тогда, когда в них верят люди и когда есть силовой механизм принуждения к ним. Даже если представить, что не будет взяток, подкупа, сговора, лжесвидетельства, то всё равно в суде окажется победителем тот, кто лучше юридически подкован, а вовсе не тот, кто объективно прав. Законы природы наоборот – вершатся точно, неизбежно и независимо от чьего либо мнения. Стало быть этих законов и нужно придерживаться. Только так можно быть полноценным человеком, обладать целостными познаниями о жизни и в конечном итоге получить всё что в действительности заслуживаешь.
Я всегда был готов рисковать ради того, что считал правильным, но с тех пор как я пришёл к своим религиозным нормам для меня самым главным в жизни стало не опоганить свою душу, пусть даже если мне и придётся пострадать ради этого. Говоря простым языком я лучше умру чем изменю своим убеждениям. Это не просто красивые слова. Я не герой и не фанатик, просто-напросто я ясно осознал, что в конце физической жизни всем людям придётся ответить за свои поступки. Меня, как и большинство людей, конечно же можно под пытками заставить сказать что угодно, но вот заставить меня совершить какой ни будь абсолютно несовместимый с моими убеждениями поступок навряд ли получится. Например попав в плен я не встану в ряды врагов и не буду, ни расстреливать своих товарищей, ни воевать против своей Родины. Пускай меня мучают, уродуют, убивают, пускай делают всё что захотят – предателем я не буду. Лучше один раз мучительно умереть в земной жизни, чем вечно страдать в жизни духовной. Да и не смогу я нормально жить если буду мразью себя чувствовать. Безнравственным «людям» на свете живётся проще.
Что же касается законов общества, то для меня они являются законами только в той части, в которой они не противоречат моим религиозным убеждениям. Всё остальное это только правила поведения в чуждом моим убеждениям обществе. Правила, которые можно выполнять, а можно и не выполнять, главное не попадаться. Осваивая юридическую науку я пришёл к чёткому убеждению, что не смотря на очевидную справедливость большинства законов, мудрая поговорка «Закон что дышло, куда повернул так и вышло» актуальна для всех времён и народов. Хорошим примером подтверждения этой поговорки является позорный гаагский суд над руководителем Сербии Слободаном Милошевичем. Военная агрессия согласно современному международному праву является преступлением против человечества. В Гааге представители стран агрессоров судили человека безуспешно пытавшегося защитить свой народ. Да и не его одного, подавляющее большинство подсудимых были сербами. Проще (и честнее) можно сказать, что в Гааге ПРЕСТУПНИКИ СУДИЛИ ЧЕСТНЫХ ЛЮДЕЙ. Естественно, к справедливости эта юридическая клоунада не имела ни какого отношения, но тем не менее у организаторов этого позорного трибунала нашлись законные основания для возбуждения процесса.
Честно признаюсь, что помимо желания защитить сербов у меня ещё присутствовал и боевой кураж. По моим представлениям устроить ловкий налёт и свирепо расправиться с негодяями, оккупантами-мародёрами, было делом крутым, а потому кайфовым. Это не пьяному в баре подраться и не дурочку где ни будь повалять. Серьезное, опасное, крутое, в общем настоящее дело. Так сказать, очередная золотая монетка в копилку жизненного опыта настоящего мужчины.
Кроме того, мне ещё очень хотелось захватить какой-нибудь трофей – пистолет, нож, часы, да вообще всё что угодно лишь бы эта вещ принадлежала врагу которого убил лично я. Что ни будь памятное, какой-либо материальный знак моей победы в смертельной схватке с ВРАГОМ. Материальный символ того, что я убил не какого-то таракана, а убил человека, одержав таким образом верх в самой бескомпромиссной и самой честной в мире борьбе – борьбе за выживание. Борьбе, ведущейся не на жизнь, а на смерть.
Именно СМЕРТЕЛЬНОСТЬ борьбы представляет главную ценность победы в ней. Выражаясь языком столь милых моему сердцу индейцев я хотел заполучить своеобразный «скальп». Охотники любят развешивать по стенам рога и шкуры убитых ими зверушек, гордясь при этом своими трофеями. Я никогда не понимал, чем тут можно гордиться – по моим убеждениям, ради развлечения расстрелять из мощного оружия, с безопасного расстояния, несчастное, ни в чём не повинное, как правило беззащитное, прекрасное живое существо это не слишком великий подвиг. Думаю, что в отличие от меня, большинство «отважных» охотников никогда на войне не были, да и не спешат туда по вполне понятной причине – на войне легко из охотника превратиться в жертву. Причём на войне можно погибнуть очень просто и очень быстро. Глумится над зверятами куда как безопаснее.
Совсем другое дело противник в лице вооружённого человека. Противник, который может оказаться умнее, сильнее, ловчее тебя. Противник, который ЛЕГКО может тебя убить, искалечить или изуверски замучить. Убить такого противника это значит навсегда поставить точку в его деятельности. Убить такого противника безусловно означает совершить действительно значимый поступок. Возможно даже самый значимый поступок за всю свою жизнь. Соответственно вещь принадлежавшая убитому врагу это очень знатная вещь. И поэтому я весьма хотел заполучить такую вещицу.
Моими помыслами руководила здоровая природная мужская энергия, энергия практически несовместимая с ценностями современной извращённой цивилизацией. Выродки интеллигенты-гуманисты всегда осуждали такие помыслы, но я точно знаю, что все они руководствовались исключительно страхом смерти, а вовсе не добротой и состраданием. Трусостью и эгоизмом они руководствовались, то есть низменными качествами души. Они всегда осуждали здоровую природную естественность, поскольку сами были сильно нездоровы. Осуждая дикость они из кожи вон лезли создавая современную цивилизацию. Цивилизацию, неотъемлемой частью которой являются такие «нужные» и «полезные» для человечества явления как атомное оружие, аборты, химические наркотики, генная инженерия и загрязнение окружающей среды. Прогрессивные интеллигенты очень любят похваляться тем, что «высокоразвитая» цивилизация принесла людям много пользы, в частности научилась лечить многие болезни. У этих выродков не хватает ума для того чтобы понять, или же честности для того чтобы признать, простой факт – абсолютное большинство современных заболеваний как раз и вызваны особенностями современной цивилизации. Если конкретнее, то большинство современных заболеваний вызваны крайне неблагоприятной экологией, неестественным для человека образом жизни и в том числе неестественными отношениями между людьми, вирусами и бактериями вырвавшимися из лабораторий (кто не в курсе, СПИД появился как раз оттуда) ну а главное, отсутствием у большинства людей возможности вести здоровый образ жизни как таковой.
Современная «высокоразвитая» цивилизация в прямом смысле слова делает недоступным здоровый образ жизни для большинства людей населяющих нашу планету. Полным бредом является утверждение что современная цивилизация сделала людей счастливыми. Счастье это состояние души вообще не зависящее от каких-либо материальных аспектов. Оно или есть – или его нет. Здесь, в Косово, я не имел большинства материальных благ и удобств присущих современной цивилизации, но я был счастлив как никогда больше в своей жизни. По большому счёту у меня не было ничего кроме автомата за спиной, жаркого солнца над головой да товарищей рядом, но я был счастлив.
Я мало спал, сильно уставал, я в любой момент мог быть изловлен жестокими врагами, я мог быть убит или искалечен, но я был счастлив. Даже виденные мною страдания ни в чём не повинных людей хотя и «задевали меня за живое», но всё же не убивали состояния эмоционального подъёма в моей душе. И хотя от происходящих в те дни в Косово событий на душе временами становилось погано, всё же счастье «на совсем» от меня не уходило. Я был счастлив от своего участия в крутых событиях мирового масштаба, я был счастлив от ощущения боевого братства, я был счастлив от опасных и интересных приключений, я был счастлив от лета и солнца, наконец я был счастлив просто потому что был молод, жив и здоров. Личное участие в расправе над оккупантами – террористами, мародёрами, насильниками, грабителями и убийцами сделало бы меня ещё счастливее. Добытый при этом трофей осчастливил бы меня ещё более.
На следующее же утро мы обратились с предложением вышеописанной помощи к одному из знакомых нам сербов. Этим знакомым был полицейский спецназовец очень удачно пришедший зачем-то в госпиталь с самого утра. Серб выслушал нас и в общем-то одобрил наши замыслы, а заодно и подтвердил наши предположения насчёт того, что в случае необходимости достать нужное нам оружие будет несложно. Он слушал нас очень внимательно, но наше предложение воспринял как-то не слишком восторженно. В принципе он вообще был сдержанным парнем поэтому я не придал его чрезмерному спокойствию большого значения. Серб сказал, что сегодня же он передаст наше предложение своему знакомому, бывшему начальнику местной полиции и позже организует нашу встречу с ним.
Мужчина сказал – мужчина сделал. Уже на следующий же день мы сидели за столиками специально открытого по этому случаю кафе, а напротив нас сидел мужичёк который был представлен как бывший начальник полиции этого района. Мужик слушал нас внимательно, иногда задавал уточняющие вопросы, иногда наоборот, сам вносил какое-либо уточнение. Он был доброжелателен, но так же как и спецназовец почему-то не высказывал большого энтузиазма на счёт скорейшей реализации наших замыслов. Шеф полиции сразу и без ненужных кривляний сообщил нам два важных момента. Он прямо сказал, что необходимое для этой операции оружие у него есть. Также он сообщил, что ему точно известно где располагается группа не просто каких-то мародёров, а самых настоящих боевиков ОАК-УЧК. Последняя информация вызвала у нас бурный восторг поскольку расправиться с боевиками-террористами было намного более полезно и почётно нежели чем с оборванцами-мародёрами. Поскольку нам было необходимо провести операцию во-первых скрытно, а во-вторых абсолютно без потерь, то мы заранее старались как можно лучше обсудить все возможные варианты развития событий.
Насчёт того, что операцию нужно было провести без малейших потерь необходимо сделать следующее пояснение. Конечно же нам были дороги наши жизни и здоровье, но дело тут было не только в этом. Важным моментом являлся факт незаконности операции которую мы собирались проводить. Если бы всё было по закону и случись бы кому-то из нас схлопотать пулю то проблемы возникли бы только у него, ну да ещё у его родных и близких. Незаконная операция это совсем другое дело. Что бы случилось если бы на месте неудачного для нас боя остался бы труп того, кто в дальнейшем был бы опознан как российский десантник? Это ещё не худший вариант, худший вариант получился если бы большая часть группы погибла, а кто-то, будучи например раненым, попал бы в плен. Выбить из пленного информацию необходимую для нашего разоблачения, равно как и передать его своим заокеанским покровителям, шиптары безусловно смогли бы. Представителями «мирового сообщества» наши действия были бы расценены в лучшем случае как бандитизм, а в худшем как спланированная террористическая провокация нацеленная российскими спецслужбами на дестабилизацию обстановки в Косово.
Политические последствия для России были бы непредсказуемы и пострадать могли бы тысячи людей. Для тех из нас, кто участвуя в операции остался бы жив это означало бы суд и срок. Мы понимали это, но от безысходности готовы были рискнуть. Рискнуть своей жизнью, своим здоровьем, своей свободой, своей Родиной. Защитить сербов было делом правым, а если ради правого дела человек не готов рисковать всем что имеет то дрянь он, а не человек. Да и к тому же те, кто не борется с беспределом сегодня, завтра сами могут стать его жертвами. Мне бы очень не хотелось чтобы косовские события повторились в России. Хочешь быть человеком, так сделай свой выбор и борись против зла. Мы тогда свой выбор сделали. Конкретно сделали. При всём, при этом, мы вовсе не горели желанием умереть молодыми героями и поэтому старались принять все возможные меры для благополучного исхода операции.
В ходе обсуждения мы детально рассмотрели все возможные варианты и в частности пришли к соглашению, что с нами на операцию должен пойти кто ни будь из местных. Это было необходимо для того чтобы проводить нас до места и обратно, а так же для того чтобы мы по ошибке не «шлёпнули» кого ни будь постороннего. Обсуждения совмещённые с обедом затянулись часа на два. Несмотря на подробное обсуждение многих теоретических вопросов к конкретному результату мы так и не пришли. Сербы не ставили под сомнение уровень нашей боевой подготовки, нашу решимость и сам факт успеха операции и тем не менее они не проявляли ярко выраженного интереса к переходу от теоретических обсуждений к практической реализации. Вскоре обсуждать стало больше нечего, да и обед уже был съеден. Мы подняли ещё по стопочке ракии проведя таким образом финальную черту нашему заседанию.
Настала пора бывшему главному полисмену сказать своё окончательное слово и он его сказал. «Я подумаю, завтра-послезавтра дам ответ» – сказал шеф полиции доброжелательным, но пресным тоном. По тому как это было сказано, да и впрочем вообще по отсутствию повышенного интереса сербов к нашему предложению я со всей ясностью осознал, что придуманная нами операция не состоится. Мы попрощались с бывшим шефом полиции. Именно попрощались, поскольку никогда больше его уже не увидели. Мы вышли из кафе и пошли к госпиталю по пути обсуждая возможные перспективы развития нашего плана. В тот день произошло последнее посещение нами этого кафе, больше никто из нас туда не ходил. Вернее сказать мы ходили туда, но кафана была закрыта, а её владельца поблизости не было. Разыскивать его через спецназовца мы уже не могли (да по большому счёту и не хотели) по причине охлаждения отношений с сербами.
Наш Командир высказывал предположение, что операция может состояться, кто-то из парней тоже так считал, но я уже тогда знал что её не будет. Я даже точно понял по какой именно причине она не состоится. Сербы могли уничтожить эту, равно как и многие другие группы албанов самостоятельно, без всякой нашей помощи, однако не делали этого из-за нежелания спровоцировать в отношении себя ответных действий как со стороны шиптаров, так и со стороны сил НАТО. Сербская армия уже давно ушла из Косово и поэтому нагнетать обстановку было не в сербских интересах. То, что мы были людьми сторонними и неизвестными по сути ничего не меняло – за смерть своих земляков шиптары всё равно бы нанесли ответный удар по сербам. Вернее не удар, а удары. Наше мероприятие принесло бы сербам не пользу, а вред. Сербы нуждались не самоуправной расправе крутых парней над террористами, а в ОФИЦИАЛЬНОЙ защите со стороны России. Все возможные последствия нашего отчаянного поступка сербы поняли ещё в ходе разговора. Поняли и сделали соответствующие выводы. Обсуждение подробностей только укрепило их уверенность, что предложенная операция это чистой воды наша самодеятельность. Они с уважением отнеслись к тому, что мы собирались рисковать собой ради оказания помощи их родственникам, друзьям и землякам, но от нас им нужно было не самопожертвование, а реальная защита. Защиту мы дать не могли.
Некультурные люди имеют привычку оставлять без какого бы то ни было ответа непонравившееся им предложение, выказывая таким образом неуважение к тому кто это предложение сделал. Некультурных людей иногда за это хамство наказывают. Правильно что наказывают, неправильно что только иногда. Бывший начальник полиции являлся человеком культурным и не стал игнорировать наше предложение. Через несколько дней после нашей, едва не ставшей исторической, встречи в кафе он прислал нам ответ. Его ответ передал нам на словах серб-спецназовец. Я не помню точной формулировки, но суть ответа была проста: «Операцию проводить не надо». Так всё и кончилось не успев толком начаться. После этого я окончательно утратил надежду на то, что мы сможем помочь сербам. Я не разозлился, скорее у меня появилась своеобразная апатия ко всему происходящему. Не то чтобы я перестал сочувствовать сербам, просто я смирился с мыслью что мы им ничем помочь не сможем. Я перестал придавать большое значение происходящим вокруг событиям, как бы перестал замечать их. Обращать пристальное внимание на что-то негативное и не иметь возможности это негативное исправить значит попросту трепать свои нервы. Думаю большинство наших парней к тому времени уже пришло к аналогичному выводу.
Я уже упомянул, что наши отношения с местными сербами стали заметно охлаждаться и после того как наша отчаянная попытка помочь им не увенчалась успехом отчуждение стало взаимным. Мне, да наверное не только мне, но и большинству из нас, было неудобно и даже стыдно общаться с людьми которые обоснованно ждали от нас защиты, но не получили её. Я старался лишний раз не разговаривать с сербами и даже старался без надобности не находиться рядом с ними. Однако, кроме стыда за свою за неспособность защитить сербов в нежелании лишний раз общаться с ними сыграло немаловажную роль и поведение самих сербов. Дело в том, что адекватных людей, понимавших что мы являемся простыми солдатами и от нас уже не многое зависит, среди сербов было мало. Одним из редких исключений был бывший полицейский спецназовец, но он в общем-то даже и сам по себе отличался от простых гражданских людей. Мало кто из сербов отдавал себе отчёт в том, что русские солдаты очень даже хотели бы прогнать проклятых албанских оккупантов и обеспечить безопасность братьям славянам да только эти солдаты не имеют для осуществления своего желания ни достаточных сил, ни, что самое главное, приказа. То ли сербы реально «не врубались» в ситуацию, то ли они всё понимали, но не имея возможности высказать всё что думают о такой «братской помощи» напрямую правительству России выплёскивали свои неприязнь и разочарование на нас. В любом случае требовать от простых солдат урегулировать вопросы мировой политики было проявлением неадекватности.
Я понимаю, что жизнь каждого серба в те дни висела на ниточке, но всё же не нужно было требовать от нас прыгнуть выше головы. Поскольку среди местных сербов адекватно воспринимающих ситуацию людей было мало, а людей желавших невозможного, наоборот, много, то вскоре общее отношение к нам со стороны сербов стало недоброжелательным. В принципе, наше поведение провоцировало сербов – будучи физически крепкими, вооружёнными и экипированными парнями мы только и делали что день за днём пили, ели, разговоры разговаривали и бездельничали. Как бы то ни было, охлаждение отношений начатое сербами вызвало у нас ответную реакцию. Меня раздражала ставшая в последние дни очевидной недоброжелательность сербов. Особо огорчало то, что буквально на днях я собирался рискнуть жизнью, здоровьем и свободой ради того чтобы хоть как-то помочь им.
Я решил, что раз сербы так несправедливы к нам, то и пускай «все они идут на хер вместе со своими трудностями». И я стал отвечать на сербскую холодность своим равнодушием. На практике это означало, что помимо ограничения в общении я стал почти не обращать внимания на сербские проблемы. Так в общем-то стали делать мы все, во всяком случае на нашем посту. Я не профессиональный психолог, но сейчас я чётко понимаю, что в такой обстановке наши отношения с сербами по-другому развиваться не могли. Невозможно нормально общаться с людьми когда испытываешь перед ними стыд и в тоже время понимаешь, что эти же самые люди относятся к тебе несправедливо. Короче, всё шло по принципу: «Чем дальше, тем хуже».
Госпиталь. Я и Командир. Ночное охранение с ящиком пива.
