Главная страница

Мы в соцсетях











Песни родной Сербии







.......................




/18.4.2013/

К двадцатилетию обороны русскими добровольцами высоты Заглавок.



     По большому счету югославская война 1991–1995 годов была и русской, пусть непризнанной и непонятой, войной. А из всей хроники участия русских добровольцев в югославской войне самый яркий факт — оборона высоты Заглавок 12 апреля 1993 года. Тогда девять наших соотечественников, фактически окруженные, в течение шести часов отражали атаки многократно превосходящих по численности мусульман. Не дрогнули. Не отступили. Автору довелось быть участником этих событий.

     

     Высота Заглавок — главенствующая на подступах к городу Вышеграду, тому самому, что воспел в своих книгах живший здесь классик мировой литературы Иво Андрич. Весной 1993 года Заглавок находился на «положае». «Положай» — это передовая по-сербски. Сюда, за день перед боем, заступила в караул наша группа добровольцев.

     

     Бурное утро

     

     В ночь с 11 на 12 апреля разразилась буря. С неба валил снег вперемешку с дождем. Дважды за смену пришлось поправлять сорванную ветром палатку. Запись завывания и грохота той бури могла бы послужить звуковым оформлением самого «крутого» фильма ужасов.

     

     Караульное время делил с Серегой-Пожарником (москвич, выпускник пожарнотехнического училища). У соседней палатки топтался Володька-Бес (молодой парень из Подмосковья, успевший повоевать в Приднестровье). За время вахты мы несколько раз сходились, перебрасывались пустячными фразами, в основном ругая погоду. Иногда постреливали в сторону мусульманских позиций. Наугад, для собственного успокоения, чтобы враг не думал, будто непогода усыпила нашу бдительность. К утру буря стихла. В это время нас, уже спавших после караула, и разбудила автоматно-пулеметная трескотня. Бой начинался где-то справа, в районе горы Столац. Валерка Г., залетевший в палатку, хлопнул по плечу: «Напад!» Не знаю, как с точки зрения тонкостей сербского языка, но это слово мы понимали как нападение, атака неприятеля. В тот момент это абсолютно соответствовало реальной обстановке. Я посмотрел на часы: семь пятнадцать.

     

     Что делать в этой ситуации, объяснять никому не пришлось. Выскочили из палаток, прихватив несколько ящиков с патронами. Залегли за каменными брустверами. Пальба к тому моменту велась уже в наш адрес. Пули цокали по камням, из которых был сложен бруствер, повизгивали над головой. О чем мы думали в тот момент? Вряд ли о чем-то высоком. Прикинули секторы обстрела для каждого («от черного камня до обломанного дерева», «от обломанного дерева до белого сарая» и т.д.) Начали отстреливаться, ориентируясь на вспышки неприятельских выстрелов и возникающие в недалеком кустарнике фигуры. Стреляли короткими очередями, а то и одиночными. Берегли патроны. Никто не знал, сколько продлится бой и какие еще сюрпризы ждут нас в тот день.

     

     Володька-Бес и Костя Богословский перебежками пробрались на холм, что поднимался в центре нашей позиции, установили там пулемет. В суматохе забыли прихватить с собой коробки с лентами. За одной сбегал Костя, другую притащил я. Ленты сразу пошли в дело. Бес начал «чесать» по рощице и кустарнику, откуда затевалась очередная атака. Потом к Бесу и Косте присоединился Серега Ф. (бывший прапорщик, успевший хлебнуть «афгана»). Незадолго до этого мы избрали Серегу командиром нашей группы, о чем не жалели: командовал он толково, без суеты. По большому счету в тот момент командовать нами и не требовалось. Каждый был на своем месте, обстреливал «свой» участок неприятельской стороны, и никому даже в голову не приходило, что этот порядок может быть иным.

     

     Мины ложились рядом. С момента появления пулемета на холме, в центре нашей позиции, прошло минут пятнадцать. Этого времени оказалось достаточно, чтобы мусульмане пристрелялись. Сначала по холму был сконцентрирован автоматнопулеметный огонь. Позднее ударили минометы и послышались уже привычные гнусные звуки летящих мин. Вой мины, предназначенной именно для тебя, еще более неприятен. Несколько раз они рвались рядом с бруствером. Тогда нас прижимало горячей волной к земле, казавшейся в тот момент подрагивающим подобием подтаявшего на праздничном столе заливного, осыпало грязью и каменной крошкой.

     

     Четвертая или пятая мина легла рядом с пулеметом. После ее разрыва Бес закричал: «Костяна убило!» Мог бы и не кричать. Я был в десятке метров, все видел. Я услышал бы эти слова, даже если бы они были произнесены шепотом.

     

     Костю Богословского убило на двадцатой минуте боя, на восьмой день его пребывания на югославской земле. В июне ему только предстояло отметить двадцать один год.

     

     Вспомнилось, как совсем недавно примерял Костя военную форму, затягивался ремнями, обвешивался гранатами. Гранаты не пригодились. Ремни и форму залила кровь. Не спасла чудом раздобытая каска (нам, русским добровольцам, их почему-то не хватило), не помогли бумажные иконы, что бережно хранил он в нагрудном кармане кителя. Осколок залетел под каску, снес верхнюю часть лба.

     

     Следующей миной контузило Беса. Он почти полностью оглох. Ясно, что установка пулемета на самом верху, самом заметном месте, была нашей непростительной ошибкой. Вот оно — отсутствие знания «грамматики боя». Появившийся на верхушке холма пулемет мусульмане сразу засекли и, разумеется, сконцентрировали на нем огонь.

     

     Мины продолжали падать на нашу позицию и после того, как пулемет был убран с верхушки холма. Похоже, Володька-Бес просто притягивал их. Очередная рванувшая рядом мина приподняла парня в воздух и ударила о землю. Потом его долго и мучительно рвало желтой дрянью и трясло в жестоком ознобе.

     

     На моих глазах ранило и Сашку К. Этого парня я встречал еще в Москве, где он обивал пороги организаций, имевших хотя бы какое-нибудь отношение к отправке добровольцев в Югославию. Не помню, чтобы он интересовался суммой жалованья, сроками контракта и прочими условиями. Он просто очень хотел уехать в Боснию или Хорватию. Уехать, чтобы воевать на стороне сербов.

     

     В этом бою Сашка, как и все мы, отстреливался, лежа за каменным бруствером. Когда патроны подошли к концу, пробрался к палатке, чтобы пополнить боезапас. Возвращался короткими перебежками: в одной руке ящик с патронами, другой не забывал придерживать свой, как всегда лихо заломленный, черный берет. До своего места за каменным бруствером он не добежал всего несколько метров. Мусульманская пуля ужалила его сзади (подтверждение того, что мы в том бою были почти полностью окружены) в голову. Сашку перетащили в палатку, наскоро перевязали. Пуля, кажется, задела какой-то важный нерв: он перестал видеть. Когда пришел приказ отходить, Сашку вели под руки. Я запомнил его белое лицо и широко раскрытые, но ничего не видящие глаза.

     

     Был ранен и Владимир Р., бывший офицер, когда-то прошедший горно-егерскую подготовку в Закавказье. Его оглушило разорвавшейся поблизости миной, осколки камня здорово посекли лицо. Знал ли Владимир, ползая по горным склонам на учебном полигоне, где пригодятся ему эти навыки?

     

     Смех, сон и… бутерброд с копченым салом:

     

     Очень по-разному вели себя наши парни в бою. Кто-то нервно материл атакующих, демонстрируя знание всех тонкостей бранного искусства. Кто-то непрестанно курил. Кто-то насвистывал. Слева от меня лежали двое моих земляков — уроженцев земли тульской, Максим М. и Андрей Х. Молодые, симпатичные, недавно отслужившие армию ребята. Они воевали без суеты, с достоинством, деловито, как будто занимались этим всю жизнь. При этом умудрялись незло подтрунивать над соседями и над самими собой. За время боя я несколько раз слышал их заразительный смех и дуэтом исполненный «Крейсер «Варяг». Такими земляками можно гордиться. За свой левый фланг в том бою я был абсолютно спокоен.

     

     Всех удивил Сашка Ф. — склонный к полноте флегматичный орловский парень. Первую половину боя он исправно поливал огнем причитавшийся ему сектор обстрела. Ближе к десяти внимание мусульман переключилось с правого нашего фланга, где как раз находился Сашка, на левый фланг. Сашкину позицию перестали обстреливать, да и ему повода открывать огонь не было: на «подшефном» секторе никакого движения не наблюдалось. Паузой он распорядился весьма своеобразно. Пристроил под голову подсумок с автоматными рожками и… заснул. Заснул в то время, когда совсем рядом трещали выстрелы. Орловский 25-летний парень мирно похрапывал на камнях в разгар боя! Хватит ли фантазии представить на месте орловского Сашки «доблестного» янки, математически умного немца, засушенновышколенного англичанина?

     

     Меня же к середине боя разобрал жуткий аппетит. Пришлось ползком пробраться в палатку, соорудить нечто вроде бутерброда из пайкового копченого сала и хлеба. Подняв между делом, голову, увидел: крыша и стены палатки зияют доброй дюжиной дыр — отметин осколков мусульманских мин.

     

     Досадно, что высоту, которую мы отстаивали в неравном бою шесть часов, пришлось оставить. Таков был приказ сербского командования. Досадно, потому что патроны у нас еще были, да и помощь к тому времени подошла — почти три десятка русских добровольцев, что до этого находились в казарме на положенном отдыхе. Сил и духа вполне хватило бы на контратаку. Но приказ есть приказ.

     

     Уходили с высоты организованно, с достоинством. Патроны, которые не смогли взять с собой, сложили в костер. В первую очередь вынесли завернутое в одеяло тело Кости Богословского, вывели под руки Беса и Сашку К. Высота Заглавок, наша былая позиция, провожала нас трескучим салютом костра.

     

     Недобрый «урожай» на правом фланге

     

     Москвич Костя Богословский — не единственный русский доброволец, погибший 12 апреля 1993 года при обороне высоты Заглавок. Двое других — питерские парни Володя Сафонов и Дима Попов. Им выпало нести свою вахту в ту ночь не с нами, а значительно правее, по соседству с оборудованным сербами пулеметным гнездом. Местом ночлега и базирования им служил деревянный, рубленный из мощных бревен бункер. Несколько дней тому назад, возвращаясь из разведки, мы заходили туда. Посидели на добротных нарах, похлопали по могучим стенам. Бункер по сравнению с нашими утлыми хижинами представлялся уютной и надежной крепостью. Кто-то даже позавидовал вслух: «Хорошо устроились, нам бы так!»

     

     Кто знал, что этот вызывающий нашу зависть бункер станет для Димы и Володи последним пристанищем. Ночью мусульмане подобрались метров на тридцать к его стенам. Около семи утра они открыли огонь. Пуля застигла Володю Сафонова прямо в бункере.

     

     Когда-то он удивлял замечательным пятнистым американским бронежилетом. Легким, прочным, элегантным. Каким образом попал он к Володе, было неведомо. Скорее всего, бывший подводник выменял его у кого-то из сербских каптеров. Бронежилет не спас. Первая и единственная пуля стала для Володи последней, смертельной. Она угодила в шею, аккурат на сантиметр выше кромки воротничка-стойки.

     

     О другом погибшем на правом фланге, Диме Попове, известно совсем немного. Выпускник какого-то эмвэдэшного училища. В органах проработал совсем недолго. Возможно, попал под злосчастное сокращение штатов. Возможно, оказался неугодным постперестроечным начальникам-жуликам. Семьей обзавестись, кажется, не успел. Во время атаки на бункер он выскочил наружу, но укрыться за стволами деревьев не смог. Слишком тонки были стволы и слишком близко были мусульмане. Фактически Димку расстреляли в упор. Потом серб, видевший это, рассказывал, что сначала Димка, обнимая ствол дерева, опустился на колени, потом уронил голову на руки. Мусульмане то ли со страха, то ли в хищном азарте боя продолжали вгонять в него пули даже тогда, когда было ясно, что он мертв.

     

     Был в том бункере и еще один наш — Пашка Т. Спокойный, плотного телосложения питерский парень. Из боя он вышел живым, но легко раненным. Пуля угодила в спину не потому, что он уходил из боя, и не потому, что мусульмане умудрились зайти в тыл. Когда начался бой, Пашка успел выскочить из бункера. И не с пустыми руками, а с пулеметом и несколькими патронными коробками. Отстреливался сначала лежа, потом поднявшись в полный рост. Ручной пулемет использовал как автомат. Поливал слева направо и справа налево. При стрельбе корпус разворачивал почти на 180 градусов. В момент одного из подобных поворотов мусульманская пуля и вошла Пашке в спину. Рана не опасная, задеты только мягкие ткани. Повезло.

     

     В том бою Пашка не только сдерживал натиск наступающего врага. Попутно он, мягко говоря, преподал урок мужества и самообладания нескольким оказавшимся рядом сербам. Последние, ночевавшие в том же бункере, в начале боя изрядно струхнули. При первой же возможности они попытались попросту сбежать. В сложившейся ситуации Пашке ничего не оставалось, кроме как направить на них ствол пулемета и потребовать совсем немного: а) оставаться на месте, б) включаться в бой.

     

     Несмотря на полное невладение Пашкой братским славянским языком, сербы прекрасно поняли, что от них требуется. С позиции они уходили вместе с Пашкой. Только после того, как был получен приказ оставить высоту.

     

     Послесловие с посмертной арифметикой

     

     Сараевское (мусульманское) телевидение в тот же вечер передало информацию о бое за высоту Заглавок. Оказывается, наступавшие мусульмане потеряли здесь около ста человек убитыми (включая руководившего операцией командира бригады) и более ста раненными. Нас на высоте было пятнадцать. Троих убило в первые минуты боя. Трое были ранены. Поделить потери наступавших на оставшихся в строю защитников высоты: выходит по десять с «хвостиком» чьих то жизней на каждого из нас. В той же передаче сообщалось, что среди тех, кто атаковал нас утром, был наш соотечественник с какой-то типично русской (не запомнил, к сожалению) фамилией. Какими ветрами и на каких условиях занесло его в армию мусульманской Боснии — неведомо. Русский стрелял в русских! За тысячи километров от границ Отечества. Сараевские политики моментально уловили значимость подобного факта. Русского, наступавшего на высоту Заглавок в составе мусульманского отряда, моментально нашли и с помпой показали по телевидению! В момент вручения ему какой-то награды боснийскими командирами.

     

     К этой новости мы отнеслись спокойно, рассудив: дураки и сволочи всегда были и будут главным оружием политиков. Но не дай бог попасть тому пареньку нам в руки.

     

     Нашими же наградами за тот бой были две литровые бутылки ракии, что привез нам вечером какой-то сербский начальник. И на том спасибо: помянули погибших.

     

     Что же касается неврученных медалей и неуслышанных благодарностей — и это пережили легко: не за тем ехали в Югославию. Так что ни обид, ни претензий… Самое главное: мы хотели что-то важное доказать самим себе. Теперь, спустя двадцать лет, это особенно пронзительно осознаешь. Равно как и кристально ясно, что в бою за сербскую высоту Заглавок 12 апреля 1993 года мы защищали не только жизненные интересы братьев-славян, но и отстаивали национальные интересы Родины (затертое нынче до дыр словосочетание), которую тогдашние правители страны предали. Здесь в утешение только и остается вспомнить, что правители приходят и уходят, а Россия остается. Истина простая, но вечная.

     


     .


Комментарии (2)