Главная страница

Мы в соцсетях











Песни родной Сербии







.......................




/25.10.2005/

Религиозный характер борьбы османских турок с греко-славянским миром (до взятия Константинополя в 1453 году.)



     

      Религиозный оттенок, который так рельефно выступает в борьбе Византии с турками, составляет вообще характеристическую черту борьбы христианских народов с османами. Если в других случаях эта черта проявляется с меньшею ясностью и наглядностью, чем при осадах Византии, то это совершенно понятно в виду того, что с одной стороны Византия была религиозным центром Православного Востока и, следовательно. здесь столкновение религий должно было заявлять о себе с особенной силой, с другой — ни один город на востоке не обращал на себя большего внимания историков, чем Византия; без сомнения, всюду происходили явления аналогичные с явлениями при осадах Константинополя, но они не нашли места в сочинениях современных писателей и остаются для нас неизвестными.

      Там, где силы народа приходят в напряжение и направляются на такие возвышенные предметы, как защита веры, обыкновенно бывает, что сверхъестественное делается непременным спутником естественного, факт перемешивается с легендой, народ не хочет верить, что его деятельность, имеющая своим объектом высшие цели, совершается без ближайшего участия и без содействия высших сил. Являются рассказы о чудесах, знамениях и предсказаниях. Борьба христиан с мусульманами тоже вызвала подобные рассказы. Свои успехи христиане приписывали помощи свыше и были убеждены, что какая бы опасность им ни грозила со стороны мусульман, до какой бы крайности они ни были доведены, в последнюю минуту всегда явится спасение с неба, произойдет чудо, Бог пошлет своего ангела, и враги благочестия будут посрамлены. Удачную защиту Константинополя в 1422 году византийцы считали чудом и приписывали победу святой Деве Марии, которой город был посвящен Константином Великим; долгое время держался слух, что в разгаре битвы святая Дева Мария явилась на валу среди сражающихся и своим видом навела такой страх на неверных, что они сняли осаду и бежали.

     

      Победа над османами, одержанная в конце 1443 года на Балканах христианским ополчением, под предводительством венгерского короля Владислава и венгерского героя Яна Гуниада, по представлению восточных христиан тоже соединена была с чудом. Византийцы клятвенно уверяли всех, что в тот момент, когда христиане одержали победу над мусульманами, у константинопольских ворот, ведущих в Македонию, показался статный юноша, в белой одежде, верхом на лошади и, прогарцевавши некоторое время в знак радости, исчез. Это явление сначала, пока не понимали его причины, возбуждало опасения, но потом открылось, что юноша был никто иной, как небесный вестник победы, который должен был внушить византийцам, что настала и для них пора принять деятельное участие в борьбе с неверными.[i] Под впечатлением непрерывных успехов османов в борьбе с восточными христианами, у последних составилось убеждение, что Константинополь будет ими взят, но к этому убеждению присоединилось мистическое предсказание о том, каким образом турки будут изгнаны. По этому предсказанью, ведущему свое начало от неизвестных лжепророков, Константинополь подпадет под иго турок, они ворвутся в город и, умерщвляя жителей, дойдут до колонны Константина Великого (в храме Софии). Но тогда сойдет с неба ангел и вручит меч какому-то человеку, простому и бедному, стоящему возле колонны, со словами: «возьми этот меч и отомсти за народ Господень». Тотчас после того турки обратят тыл и побегут, а греки будут преследовать и поражать их, таким образом вытеснят их из Константинополя, из западных и восточных стран и отбросят в границам Персии[ii]. Это предсказание повело к тому, что когда турки проникли в город и жители поняли, что их дело окончательно проиграно, то народ густой толпой ринулся к св. Софии, в один миг плотная масса наполнила храм, двери были заперты и все с трепетом ожидали исхода, каждую секунду рассчитывая увидеть турок и вместе с тем небесного посланника с его чудодейственным мечом. Турки скоро явились, вышибли дверь топорами, связали народ попарно, не различая пола и возраста, и угнали в плен.

      Религиозный отпечаток, характеризующий борьбу османских турок с восточными христианами, лежит и на тех результатах, к которым неизбежно вела эта борьба. В борьбе перевес оставался обыкновенно на стороне турок, исключения были весьма редки. В лице турок одерживал победу не просто народ, но народ мусульманский, торжествовал ислам; поэтому и победа выражалась не в простом, политическом подчинении одной нации другой, но в подчинении христиан мусульманам, христианства исламу. Это подчинение совершалось в строгом соответствии с духом и предписаниями Корана. Коран допускает три вида отношений между мусульманами и христианами: оставление христианам жизни и некоторых прав, под условием выкупа, вноса дани, истребление христиан и обращение их в ислам. В период времени до завоевания Константинополя турками первый способ практиковался в применении к тем христианам, которые добровольно изъявляли покорность — таковы были болгарский князь Константин, князья Драгас, Богдан и некоторые другие[iii]. Таких добровольных данников было сравнительно немного. Огромное большинство состояло из христиан, которые с оружием в руках выступали на защиту своей свободы и веры — к ним, поэтому, в полной силе применялись два другие способа: во всех тех местах, где христиане приходили в непосредственное соприкосновение с мусульманами, они были истребляемы или обращаемы в рабство и уводимы в плен; оставшиеся в живых были насильственно обращаемы в ислам, и только некоторые из них приняли магометанство по доброй воле; святыня христиан подвергалась порутанию, их церкви превращались в мечети, некоторые были разрушены и материал употребиен турками на постройку общественных зданий; в городах и деревнях, освобожденных от христиан, лишившихся своего прежнего населения, основывались турки-мусульмане и с тех пор там, где прежде блистали главы церквей, увенчанные крестами, высились уже минареты мечетей, украшенные полумесяцем — не колокольный звон оглашал окрестности, но заунывные звуки муесинов, приглашавших правоверных чтителей Магомета к молитве.

     

      Истребление христиан и обращение их в рабство были неизбежным следствием всех вторжений и завоеваний, производимых османами в пределах Азии и Европы, населенных христианами. В Азии первый пример такого отношения к христианам показал Осман, основатель османского государства. После взятия первого укрепленнего места, принадлежавшего византийской империи, Ангелокомы, он чрезвычайно жестоко обошелся с побежденными христианами. С тех пор приобретения османов в Малой Азии и утверждение здесь их власти неразрывно были связаны с подавлением и искоренением христиан. Спустя столетие после Османа, ко времени возрождения османского государства от татарского разгрома, при Магомете I и Мураде II, христианское население в Малой Азии почти совершенно было истреблено, а если по местам и продолжало существовать, то в таком незначительном количестве, что совершенно терялось в массе османского населения. Многие христиане, убегая от гнета османов, оставляли Азию и переселялись в Европу. Подавление христиан османами в Европе началось с Урхана. Первые вторжения османов, в особенности те, которые были произведены под руководством его сына, Сулеймана, сопровождались почти поголовным истреблением встречавшихся на пути христиан. Но с течением времени османы усвоили себе более гуманную и вместе с тем более выгодную систему: они предпочитали забирать христиан в плен и умерщвляли сравнительно небольшой процент. Усвоению этой системы османами содействовало само византийское правительство. Императрица Анна, управлявшая государством в малолетство сына своего Иоанна V Палеолога, в борьбе с узурпатором Иоанном Кантакузеном, искала помощи у султана Урхана. В вознагражнение она предложила султану забирать в плен греков, приверженцев партии Кантакузена, продавать их на месте или уводить с собою в Азию. Эта недостойная и в высшей степени безнравственная политика, объясняемая только крайней отчужденностью византийского правительства от народа и еще тем, что Анна не была связана с греками племенными узами (она была урожденная принцесса Савойская), имела прискорбные последствия для партии Анны. Урхан отправил в Европу войско, которое сразилось с Кантакузеном, но успеха не имело. Тогда османы напали на близлежащие деревни, незаинтересованные в деле Кантакузена, заковали в цепи беззащитное население, мужчин, женщин, детей, священников и монахов, и всех без исключения пригнали в Константинополь, чтобы здесь продавать их, согласно с условием. Пленников гнали по улицам ударами бичей и жители, из сострадания к ним, многих выкупили. Но значительное число этих несчастных, не нашедшее покупщиков, было отведено в Азию.[iv] Кантакузен поспешил перетянуть Урхана на свою сторону и султан после того трижды присылал свои войска на помощь Иоанну Кантакузену. Но помощь турок была весьма сомнительна, всякий раз они забывали, зачем пришли в Европу, не заботясь о Кантакузене, рассыпались по деревням, грабили, умерщвляли беззащитных крестьян и огромные толпы их увлекали в Азию, в рабство.[v] Таким образом, османы мало-помалу сознали, что гораздо прибыльнее уводить христиан в плен, чем убивать их на месте. При нападениях на греческие города они стали умерщвлять только тех, от кого ожидали сопротивления, остальных забирали в плен. Точно также они поступали с болгарами и сербами, начиная с Мурада I, с валахами со времени Баязета I и с албанцами со времени Мурада II. Число христиан, попадавшихся в плен к османам, было весьма значительно. Например, в Аргосе было взято и отведено в Азию 30000, в Салониках 7000, в Константинополе 60000[vi]. Судьба христианских пленников была самая безотрадная: отведенные в Азию, они, тая под гнетом рабства и мусульманского фанатизма, исчезали. Историк Халкокондила не мог отыскать никаких следов тех злосчастных жителей Аргоса, которые в количестве тридцати тысяч были переправлены в Азию в 1397 году. Если принять во внимание, что Лаоник Халкокондила был современником завоевания Константинополя, то по этому можно судить, какое короткое время нужно было османам для того, чтобы стереть с лица земли целые массы христиан.

     

     Одновременно с истреблением христиан и обращением их в рабство, производилось совращение их из православной веры в ислам. Совращение это в редких случаях отличалось характером непринужденности; очень редко христиане из корыстных видов, с целью приобретения богатства и почестей, отказывались от древне-отеческого блегочестия и переходили в магометанство. Обыкновенно же переход был вынужденный и совершался под угрозой смерти. Не все христиане были настолько мужественны и тверды, чтобы, будучи поставлены в необходимость избирать одно из двух — смерть или Коран, предпочитали мученический венец отречению от веры; некоторые из них делались мусульманами, забывали национальность и религию и делались ревностными поборниками османских интересов, готовыми положить за них свою душу. Производились также совращения христиан несовершеннолетних, находившихся в том нежном возрасте, от которого трудно ожидать сознательного отношения к вопросам веры. Они тоже имели характер насильственности, но здесь со стороны совращаемых не было ни выбора, ни колебаний, не было ясного представления о важности совершаемого ими шага и о том насилии, которому они подвергались; их измена вере принадлежит к разряду поступков в нравственном отношении невменяемых. Естественно, что такие лица, с малолетства воспитывавшиеся на началах Корана, выросшие среди коренных мусульман, сами потом делались ревнителями ислама, далеко превосходившими по ревности тех отступников веры, которые сознательно, в зрелом возрасте принимали магометанство. Были примеры единоличнего совращения христиан в магометанство, были также примеры совращения целыми массами; в первом случае совращаемыми обыкновенно были люди взрослые, во втором — несовершеннолетние дети.

      Первый известный пример одноличнего совращения из Православия в ислам относится ко времени Баязета I и падает на долю славянина княжеского рода: был совращен сын болгарского князя Шишмана, по имени Александр. Сведений о том, по принуждению, или добровольно он перешел в магометанство, не сохранилось. Историк замечает слишком неопределенно, что султан «переманил его к своему безбожию». Но если он изменил православной вере по расчету, в ожидании выгод, то нужно сознаться, что султан не изменил его ожиданиям. В награду за отступничество ему дано было значительное наместничество в Малой Азии, в Ссамссуне или Амизусе. Он пережил нашествие Тимура, и после завоевания Смирны Магометом I был сделан наместником этого города. Когда в пределах его наместничества вспыхнул бунт так называемых стиларийцев или монохитонцев, Александр по приказанию Магомета, отправился против них с войском, по неосторожности слишком далеко проник в горные ущелья, был окружен стиларийцами и убит.[vii] При Баязете I была также совращена герцогиня дельфийская Труделюда с дочерью. Муж ее явился на полуостров из Италии, получил Аттику, Беотию и Пелопонес; после его смерти Труделюда жила вместе с дочерью в Дельфах и владела этим городом. Нравов она была не особенно строгих, и ходил слух, что она состояла в связи с каким-то пресвитером. Вероятно это обстоятельство и вооружило против нее местного епископа. Когда Баязет проник в Фессалию и оттуда в Элладу, утверждая свою власть в этих странах, то Дельфийский епископ отправился в лагерь османов и настроил султана против Труделюды. Между тем и Труделюда отправилась к Баязету, надеясь покорностью приобрести себе право на дальнейшее обладание городом; она захватила с собою и дочь-невесту, которая была уже помолвлена. Султан удержал мать и дочь, заставил их принять «свои обычаи», т. е. ислам, а в город назначил своего наместника.[viii] Здесь, очевидно, совращение было насильственное. При Мураде П был случай насильственного совращения одного византийского чиновника, по имени Михаила Пилла. «Этот Пилл был ефесянин, по рождению римлянин (грек), по вере христианин — происходил из знатной фамилии этого города. Будучи знаком с языками римским (греческим) и арабским, он писал бумаги в канцелярии префекта. Был человек испорченных нравов, расточительный, невоздержный и совершенный профан». Когда Мурад II осадил Константинополь, то Пилл отправлен был в неприятельский лагерь и жил там в качестве императорскего толмача. В Константинополе был другой толмач, по имени Коракс, находившийся в дружественных отношениях к султанам. Народ, считая его виновником осады Константинополя, схватил его, вырвал глаза, и несчастный умер от боли. Мурад решился отомстить за это на Пилле, на счет которого существовало предположение, что он возбуждал подозрения византийцев против Коракса. Пилл подвергнут был пытке и осужден на сожжение живым. Его потащили к месту казни и в виду пылающего костра спросили: согласен ли он отречься от Христа и принять веру пророка; если согласен, то будет отпущен невредим, если же нет, то будет сожжен. «Он, бывший по своему поведению турком еще до отречения, отрекся, и его с торжеством обрезали».[ix] Пилл умер спустя несколько лет после перехода в магометанство.

     

      Знаменитый албанский герой и защитник национальной свободы против турок при Мураде II и Магомете II, Георгий Кастриота, прозванный турками Скандербегом, тоже насильно был совращен в ислам. В качестве заложника он жил при султанском дворе и принужден был принять магометанство, после чего занял видное место в турецкой военно-административной иерархии.[x] Вообще христианские заложники при дворе османских султанов подвергались большой опасности со стороны веры. Особенное внимание султаны обращали на даровитых албанцев, всеми правдами и неправдами склоняли их к переходу в ислам и потом замещали ими важнейшие должности. Так, например, при осаде Константинополя Магометом II, турецкой армией осаждавшей город с сухого пути командовал, между прочим, Саган-паша, по происхождению албанец, отрекшийся от христианства. Он был не только храбрый полководец, но также искусный инженер, мины под городские стены пролагались под его наблюдением.[xi] При осаде Константинополя Магометом II еще один христианский ренегат играл важную роль, именно Балтаогли, по происхождению болгарин. Он заведывал осадой с моря и командовал турецким флотом. Первое столкновение его с неприятельскими судами было неудачно. Турки понесли большой урон, и это до такой степени взбесило Магомета, что он в припадке гнева приказал казнить своего адмирала смертью. Заступничество янычар спасло ему жизнь. Балтаогли был смещен, подвергнут телесному наказанию, имущество у него было отнято и роздано янычарам.[xii]

     

      Кроме совращения отдельных лиц в магометанство, нередки были случаи совращения христиан массами. Во время своих походов османы принуждали христианекое население принимать ислам (Синанбег, полководец Мурада П, в Валахии и Сербии) и оно повиновалось, по крайней мере наружным образом. Особенное внимание обращали османы на христианских мальчиков, выдававшихся красотой и телесной крепостью. Ни один поход не оканчивался без того, чтобы не было взято в плен громадной толпы таких ребят. Они огулом обрезывались и обращались в магометанство.[xiii] Многие из них приносимы были султанам в подарок, получали первоначальное воспитание при дворе, когда достигали известнего возраста, в котором обнаруживались их способности, то предназначались для придворной, военной службы, или для занятия государственных должностей и сообразно с этим получали дальнейшее образование. Из христианских мальчиков и молодых людей, взятых в плен и насильственно обращенных в магометанство, составлялась также турецкая пехота, носившая название янычар. Эта лучшая в мире пехота, которая решала в пользу османов все почти сражения, получила начало при султане Урхане и состояла из 1000 христианских мальчиков, отнятых у родителей и обращенных в ислам. Мурад I, опираясь на Коран, предписывающий отдавать султану 1/5 часть военной добычи, издал постановление, чтобы в его войска доставлялась причитающаяся ему по закону часть молодых христианских пленников. Эти пленники обращались в ислам и делались янычарами. Таким образом, число янычар постоянно увеличивалось; чем чаще предпринимались османами походы, тем большее число христиан поступало в янычары. При Мураде II их насчитывалось уже до 10000. При Мураде II существовал обычай, что пленные христиане, которые по малолетству не были годны к военной службе, посылались в Малую Азию на обучение к учителям-мусульманам, изучали здесь турецкий язык и военную дисциплину, некоторое время после того работали на корабельных верфях в Галлиполи и потом уже становились янычарами. Этот обычай с течением времени послужил основанием для выработки специальнего учреждения для подготовки янычар. При Магомете II корпус янычар состоял уже из 12000, и так как пленные христиане оказались недостаточным ресурсом для комплектования этого корпуса, то несколько раз практиковалась система насильственного взимания десятого христианского мальчика. Собранные таким образом дети обращались в ислам и приготовлялись к поступлению в янычары. Система эта впоследствии получила прочную постановку и превратилась в десятину крови, которую платило христианское население.

     

     Победа османов, бывшая вместе с тем победой магометанства, выражалась не только в истреблении и пленении христиан, не только в насильственном совращении их в ислам, но также в глумлении над христианской святыней и замене ее мусульманской. Христианские храмы были превращаемы в мечети, раздаваясь в подарок, разрушались, и материал употреблялся на постройку бань; иконы были разрываемы на части, топтались ногами и сжигались; над крестами смеялись и подвергали их той же участи; мощи святых подвергались растерзанию и части разбрасывались повсюду. Превращение храмов в мечети вошло в обычай: еще при основателе государства Османе I. В первый раз обычай этот применен при взятии греческого укрепления Мелангены, переименованной турками в Караджагиссар. В городе был введен ислам и христианская церковь превращена в мечеть. Затем этот обычай применялся постоянно. Во всех городах Малой Азии и Европы, где османы рассчитывали прочно основаться, не ограничиваясь простым грабежом, христианские храмы были превращены в мечети. Так поступал Урхан при завоевании Вифинии (с главейшими городами Бруссой, Никомидией и Никеей), так же точно поступали его преемники при завоевании европейских провинций Византийской империи; походы в глубь Сербии и Валахии султанов и их полководцев, как-то Синанбега при Мураде II, вели к тому же результату: где прошло войско османов, там на месте христианскпх храмов появлялись магометанские мечети. Впрочем, в больших городах, где была не одна, но много христианских церквей, не все церкви османы превращали в мечети, но лишь столько, сколько по их расчетам требовалось для нужд мусульман. Так они, между прочим, поступили в Салониках и Константинополе. История занятия этих городов вообще может служить наглядным примером той возмутительной бесцеремонности, которую позволяла себе османы по отношению к христианской святыне.

      Город Салоники, проданный византийским правительством венецианам, был осажден и взят Мурадом II в 1430 г. Турки ворвались в город и принялись грабить. Ценности были спрятаны жителями в церквах, монастырях, подземельях и тому подобных укромных местах. Турки обещаниями и угрозами принуждали женщин указывать, где скрыты сокровища, и отыскивали их. Иоанн Анагноста сообщает, что:

      «Это было причиною разрушения святых храмов и монастырей. Некоторые для безопасности сложили свое богатство в святых храмах и преимущественно в святилищах под cвященнейшими трапезами. Когда под страхом мучений вынуждены были указать места хранения, то турки разорили их красоту, из жажды к деньгам до основания разрушили божественные престолы, на которых совершалась за весь мир таинственная, живая и спасительная жертва, и отдали их на поругание желающим. Они под каждым камнем предполагали деньги, поэтому все решительно опустошили. Необузданному истреблению подвергнуты были и святые иконы; некоторые были сожжены, дабы мы не поклонялись им, другие — о Боже милостивый! — были вынесены на средину рынка, как товар, и бесстыдно проданы, третьи наконец, были сохранены теми, кто был более корыстолюбив, и потом проданы за деньги.

     

      Не пощажены были гробницы святых: они тоже были перерыты, украшения с них сняты. Рака св. мученика Димитрия, патрона города, источавшего чудодейственное миро, была ограблена. Некоторые мощи были выброшены. «Это злодеяние было совершено над священными останками святой и мироточивой Феодоры, которые (о дерзость, руки преступная!) были вынуты наружу, распростерты на земле и разорваны на части». Христиане потом собрали эти части и опять соединили в одно целое. Когда по истечении нескольких дней грабеж был приостановлен, султан, желая привлечь в город разбежавшееся население, оставил христианам все церкви и монастыри с их доходами, но чрез два года изменил свое решение: христианам были отданы только четыре церкви, в том числе церковь св. Димитрия, но и эти четыре церкви обложены были податью в пользу султана. Остальные были превращены в мечети и школы, розданы в виде подарков частным лицам из мусулыман; некоторые были разобраны, и материал употреблен на сооружение бань и других общественных зданий, лучшие мраморные плиты и колонны были отвезены в Адрианополь и там употреблены на сооружение великолепной бани.

      Когда турки взяли Константинополь в 1453 году, то и здесь обращение их с христианскою святынею было не менее кощунственно, чем в Салониках. «Церкви константинопольские были освобождены от идолов, которые их оскверняли; они были очищены от нечистот христианских». Это очищение, о котором говорит мусульманский писатель, следующим образом описано очевидцем взятия Константинополя:

      «Не было никакого уважения и пощады ни священным жертвенникам, ни святым иконам; они были истреблены, глаза святых выколоты. Мощи святых или растерзаны, или разбросаны. Святотатственные руки завладели святыми чашами Божиими, нагрузили мешки золотом и серебром от святых икон... Кресты, низверженные с вершины церквей и домов, попирались ногами... С издевательством носили по лагерю крест, в сопровождении тимпанов, во время шествия оплевывали его, поносили, позорили и, надев на верхушку шапку, которую они называют Zarchula, смеялись, говоря: вот Бог христиан».

      Некоторые турки проникли в монастырь Хора (ныне Каарие Дшамии), где хранилась чудотворная икона Божией Матери Одигитрия: икона вместе с украшениями была разсечена мечом на четыре части и части разделены по жребию. Турки, ворвавшиеся в храм св. Софии, бесчинствовали здесь точно так же, как и в остальных церквях: срывали украшения и ризы с икон, покрывала с престолов, лампады и паникадила разбивали и уносили, расхищали золотые и серебряные сосуды и другие ценные предметы. Некоторые занимались безцельным и бессмысленным разрушением, думая, что этим они угождают Богу. Когда Магомет въехал в город и вошел в храм Софии, то первый предмет, попавшийся ему на глаза, был турок, ломавший мраморный пол. На вопрос султана: зачем портит пол, он отвечал, что делает это из ревности к вере. Турка вытащили вон. Затем султан приказал одному из находившихся при нем шейхов взойти на кафедру, прочитать магометанское исповедание веры и пригласить правоверных к послеполуденной молитве (дело было пополудни). Сам Магомет взошел на престол, на котором доселе приносилась бескровная жертва, и под которым лежали мощи апостолов и мучеников; стоя на нем, он прочитал свою молитву. Этим актом храм св. Софии отнят у христиан и предназначен к превращенью в мечеть. Другие лучшие христианские храмы тоже были превращены в мечети; христианам оставлен был только небольшой храм св. Апостолов. Из монастырей только два оставлены христианам, остальные были заняты дервишами, разными ремесленниками и просто османскими семействами.

     

     ------------------------

     

     [i] Schwandner, Scriptores rerum hungicarum, t. I, p. 497.

     [ii] Ducas, c.XXXIX.p. 289-290, ed. Bonn.

     [iii] Chalcocondylas, 1. 1, p. 38, ed. Bonn.

     [iv] Ducas, c.VIII, p. 31-33, ed. Bonn.

     [v]Cantacuzenus, lib. IV, c. 4, 16, 34, p.32, 111, 250, ed. Bonn.

     [vi] Chalcocondylas, 1. II, p.99, ed. Bonn. Joannis Anagnostas de extreme Thessalonicensi excidio narratio, p. 510, ed. Bonn. Historia cartae a Turca Constantinopolis, descripta a Leonardo Chiensi, ed. 1544.

     [vii] Ducas, c. XXI, p. 109, 113, ed. Bonn.

     [viii] Chalcocondylas, 1. II, p.67-68, ed. Bonn.

     [ix] Ducas, c.XXVIII,p. 186-187, ed. Bonn.

     [x] Scanderbeg, warhafteigentliche und kurze Beschreibung, von Marino Barletio Stodrensi in Latein beschrieben, durch Ponicianum verteutscht. Franckfurt am Main, 1577, p. 2.

     [xi]

     [xii]

     [xiii] Joannes Cananus, p. 459, ed.Bonn