Главная страница

Мы в соцсетях











Песни родной Сербии







.......................




/22.7.2004/

Черногория



     Из Республики Сербской едем в Республику Черногорию.

     Самый короткий путь туда лежит через мусульманскую территорию. Так что едем так называемым коридором. Изобретение конца XX века: коридоры не в зданиях, а в государствах....

     Мусульманский анклав невелик—чуть больше десяти километров, но это, в сущности, вражеская территория, и чего стоили эти километры нашему проводнику Бранко, побывавшему во время недавней войны в мусульманском плену!

     Мир, установленный заокеанскими миротворцами, пока еще очень хрупок. Все может измениться в одночасье. Как сказал нам тот же Бранко: «Может случиться так, что завтра произойдет что-то... и вы не сможете уехать. Этим «что-то» может быть и новая война.»

     Слава Богу, опасный участок остался позади. Мы опять на сербской земле. Дорога идет местами недавних боев. А вот и Тырново.

     Хорошо знакомы эти места и Бранко.

     —Видигеболыюедереюштомпригорке,—говорит Бранко.—Здесь охрана Караджича и сам он пристреливали оружие... А вот в том доме, что на отшибе, мусульманин убил шесть сербов, среди которых был и мой друг...

     Дорога пошла ущельем. Мост через реку Сербине разрушили идем в объезд.

     Горы как бы пораздвинулись. На пологом склоне, недалеко от дороги, большой и видно, что жилой дом.

     —Это дом известного у нас четника,—объясняет Бранко.—И как-то ехал этой же дорогой партизанский генерал, и случись у него прокол колеса. Он—в дом, хозяин ему помог, а пока помогал, разговорились. Оказалось, когда-то воевали друг с другом. После этого случая друзьями стали. Жалели, что лишь через тридцать пять лет...

     Проехали город Гацко, который славен тем, что по числу ученых на душу населения не имеет себе равных: говоря по-нынешнему—город интеллектуалов. А вскоре после него—селение с совсем простым и вместе с тем улыбчивым названием—Гостинец.

     Грешно проскакивать мимо села с таким редким именем. Остановились у придорожного кафе выпить по чашке чая.

     Должно быть, крупное, издалека видное «имя» нашего автобуса «РОССИЯ» тоже привлекло внимание местных жителей своей редкостью. И когда мы вышли из кафе, то увидели направлявшегося к нам пожилого, просто одетого селянина.

     —Расцветали яблони и груши... Здравствуйте! Пожалуйста!..

     Обеими руками он держал загнутые полы своего то ли плаща, то ли куртки, отягощенные крупными желтыми грушами.

     —Пожалуйста! — повторял он и так радостно улыбался, будто не он нас, а мы его угощали. Пожалуйста!..

     Опростав подол, старый серб взял за руку Виталия Маслова и повел куда-то за угол кафе. Вскоре они вернулись с полным ведром матово-сизых слив, и опять мы услышали приветливое, идущее из переполненного радостью сердца:

     —Пожалуйста!..

     Виталий Семенович догадался спросить у девушки из кафе, как можно написать этому доброму человеку, и та дала такой адрес: Республика Сербская, община Гацко, село Гостинец—Рада Зеленовичу.

     У него оказалось и имя-то доброе, соответствующее его характеру. Мы сделали «вольный перевод», и у нас получилось: Рада—значит радоваться встрече с другим человеком и радовать этого человека...

     Опять горы теснят друг друга. Дорога то идет ущельем, то начинает подниматься вверх; петля за петлей «наматывается» на гору, пока не достигнет вершины, затем идет на спуск. И так и раз, и два, и еще много раз.

     Удивляться не приходится: едем-то в страну, само название которой составляют горы: Черные горы. Можно еще и так сказать: Страна гор...

     

     Замечательная не только названием, уникальная страна!

     Пока наш автобус наматывает петли на очередную скалистую, уходящую в небо вершину, попытаемся припомнить и хотя бы самим себе объяснить, чем же Черногория уникальна, мало на кого из своих соседей похожа. Это необходимо, наверное, еще и потому, что наши знания об этой стране не очень далеки от наполеоновских. Помните у Пушкина: «Черногорцы? Что такое? Бонапарте вопросил..» Во избежание каких-либо недоумений сразу же уточним: речь идет о нынешнем слабом знании этого народа. В прежние же времена русские хорошо знали, что такое Черногория и кто такие черногорцы. Самая большая православная страна в мире и самая маленькая православная Черногория были союзниками, союзниками в самом серьезном и благородном значении этого слова. Трудно назвать еще какую-то державу, с которой были бы такие же дружественные на протяжении веков отношения, как с Черногорией. Александр III не зря, не просто так называл черногорского князя Николая I «наш единственный друг».

     Перелистаем хотя бы бегло некоторые страницы истории.

     Во времена владычества Османской империи над Средиземноморьем —а это ни много ни мало пятьсот лет—черногорцы чаще других народов восставали против своих угнетателей. Так век за веком воспитывался, складывался характер народа-воина.

     Один историк по этому поводу заметил: «Самыми поразительными чертами духовного облика черногорца были его презрение к смерти и высочайшее уважение, которое он питал к храбрости. Не гражданин, не мудрец, а юнак-храбрец, витязь — вот высшая оценка, которую стремился заслужить всей своей жизнью черногорец».

     Еще более красноречивы цифровые «выкладки» русского ученого П. Ровинского: «Каждый месяц черногорцы имели шесть-семь сражений с турками, две пятых населения погибло на поле боя, одна пятая — от ран, и только остальные две пятых жителей умирало естественной смертью».

     С 1711 года устанавливаются уже прочные отношения с Россией. Царь Петр идет в поход на Турцию, и в это же время Черногория и Герцеговина начинают активные действия против турок у себя. Правда, такие «согласованные» действия дорого обошлись Черногории — она потам была разорена турками.

     IMGl3

     А в 1715 году владыка Данило Негош приезжает в Санкт-Петербург, и Петр дает черногорцам «Грамоту», в которой, дважды упомянув наше единоверие и единоязычие, хвалит черногорцев «за храбрые и славные действия против общего врага», называет их «ратоборцами». А в заключение дарит владыке «160 золотых персон наших и пять тысяч рублей на вспоможение разоренным людям», а также обещает и впредь «не оставлять их своею царскою милостию и вяще наградите».

     Союз с Россией имел для Черногории не только политическое значение. Не менее важной была для маленького народа, окруженного со" всех сторон врагами, моральная поддержка. Раз есть могучая мать Россия, которую невозможно победить, то непобедимы и черногорцы!

     Опуская многие другие события, из века восемнадцатого перешагнем во вторую половину девятнадцатого.

     В 1876 году Сербия и Черногория объявили войну Турции. Россия оказывала им большую помощь деньгами, оружием, продовольствием. На Балканы выехало более пяти тысяч добровольцев из России. Более того, сербскую армию возглавил русский генерал Черняев. В следующем же, 1877 году Россия начала войну с Турцией. Так что победу над вековечным врагом в 1878 году можно считать общей победой не только России и Болгарии, но и Сербии и Черногории.

     И последний, может, и не очень значительный, но характерный штрих, связанный с войной уже 1905 года. На первый взгляд, «связь» может показаться несколько странной. Япония напала на Россию, а при чем тут Черногория? А при том, что, несмотря на некоторую удаленность от Японии Черногория объявила ей войну. Правда, Россия отказалась от военной помощи, но черногорские офицеры вступили в русскую армию и сражались против японцев в Порт-Артуре. От тех времен в народе сохранилась даже такая притча-легенда.

     Умирает старый черногорец. Он призывает к себе старшего сына Сын думает, что отец даст последние наставления о доме, о хозяйстве. Но старик сказал лишь одно: «Пуще глаза береги мне Камчатку!»

     Наивно? Может быть. Но сколько любви к России в этой наивности!

     

     Ну, а теперь из истории вернемся в современность.

     Наш автобус как раз подходит к Враченовичам—границеЧерногории.

     Сербы, «выпуская» нас со своей территории, не стали ничего проверять: едут свои, чего проверять-то?

     Что же до черногорской пограничной заставы, то сам вид ее не мог не вызвать у нас улыбки: на обочине дороги стоит небольшая будка, а там, где саму дорогу должен перегораживать мощный шлагбаум, какие мы видели на Украине или в той же Румынии, — вместо шлагбаума стоит железный стул без спинки. Вот и вся условная «граница».

     Скучающий от безделья страж границы, должно быть, для проформы, а может, и из интереса—ведь не каждый день приходится встречаться с русскими — взял наши паспорта, заглянул в один, другой... и тут же отдал их обратно.

     —Добро пожаловать в Черногорию!

     Такие же слова мы слышали на границе первой славянской республики — Беларуси. Теперь они прозвучали на пограничном рубеже ее партизанской сестры — Черногории, которой наше путешествие оканчивается.

     Для природы границ не существует, так что пейзаж по обе стороны дороги каким был, таким и остался. Мы еще раньше забрались в общей сложности на двухкилометровую высоту над уровнем моря, и здесь ни тесных ущелий, ни нависающих над дорогой отвесных скал нет. Едем нагорным плато: зеленые луга, даже озера попадаются, а среди луговин то тут, то там небольшие горушки, пологие холмы. На одной из таких горушек с правой стороны — невысокая светло-серая церковка. Стоит скромно, одиноко, вокруг—ни одного жилого дома. Да кто же прихожане этого храма?

     —Окрестные селения здесь маленькие, часто в несколько домов, — объясняет Бранко, — в каждом храм не поставишь. Вот они сюда и приходят...

     Остается несколько в стороне столица Черногории—Подгорица (и тут в названии слышатся горы!). Наш путь лежит на побережье Ядрана, как зовут черногорцы Адриатическое море, в Цетиньский монастырь. Монастырь этот с давних времен — духовный центр Черногории, что-то вроде нашей Троице-Сергиевой лавра, и с ним связаны многие исторические события. Но к истории у нас еще будет случай вернуться. А пора и о том, хотя бы кратко, сказать, что представляет собой Черногория в наше время.

     Считается расхожим определение Черногории как ласточкина гнезда, прилепившегося на горах над Адриатическим морем. Но это не просто красивый поэтический образ, а почти натуральная реальность. Вот самые общие и самые красноречивые характеристики, которые подтверждают сказанное.

     Площадь, занимаемая республикой, невелика — всего-то четырнадцать тысяч квадратных километров. Меньше половины территории — горные пастбища, обрабатывается же всего лишь 6 процентов. Остальное — горы, горы. В значительной мере «кормит» Черногорию узенькая полоска Адриатического побережья. Она тянется почти на 300 километров, и четвертая часть этой полоски — великолепные пляжи. Есть даже именной, Славянский...

     Небезынтересна, наверное, такая деталь. Около двадцати лет назад из Белграда к портовому городу Бар на побережье вели железную дорогу. По нашим российским, особенно сибирским масштабам дорога не очень длинная — нет и пятисот километров. Однако же пришлось пробивать в горах двести пятьдесят четыре тоннеля — это, считай, на каждом втором километре дорогу преграждали горы... Черногория!

     Приехали мы в Цетиньский монастырь близко к полночи. И несмотря на поздний час, митрополит Черногорский и Приморский Амфилохий не только тепло, приветливо встретил нас, но и оделил интересной продолжительной беседой. И как туг было не вспомнить святителя Петра, который известен в истории как Петр Цетиньский! Пятнадцатилетним мальчиком он был отправлен в Россию, где получил образование, а по возвращении в Черногорию стал со временем митрополитом, и в этом сане, как владыка Черногории, он пребывал почти пятьдесят лет. Это был широко образованный человек своего времени, свободно читал на французском, итальянском, не говоря уже о русском. Это ему, Петру Цетиньскому, принадлежат мудрые и сегодня особенно пронзительно, предупреждающе грозно звучащие слова: «Все мы знаем, если погибнут русские, то погибнут и все остальные славяне, а тот, что против русских, тот против всех остальных славян».

     Ночная беседа наша особо душевной была, наверное, еще и потому, что митрополит Амфилохий тоже говорил с нами на русском...

     Ночевали мы в соседнем Режевицком монастыре.

     И когда утром вышли из монастырских келий на свет Божий и увидели над головой голубой солнечный купол неба, а за краем скалы, на которой стоит монастырь, далеко-далеко внизу лазурное пламя Ядрана—дух захватило от восторга: какая немыслимая красота! Какое замечательное ласточкино гнездо—эта Черногория! Казалось, стоит чуть оттолкнуться от земли, пошире раскинуть руки—и легко, невесомо полетишь над этой полыхающей лазурью...

     Теперь нам с огромной высоты над уровнем моря, на которую по дороге сюда мы въехали, предстояло спуститься вниз, на тот самьй морской уровень.

     Где петлями, где плавными зигзагами съезжаем все ниже и ниже.

     С берега Ледовитого океана, считай, через пол-Европы, мы везем большой зеленый венок, который сегодня опустим в Которском заливе на лазурные воды Адриатики.

     А вот и он перед нами — глубоко вдавшийся в сушу залив, что нам нужен. Говорят, залив этот самьй красивый на всем Адриатическом побережье. Но красота красотой, он еще и огромен, общая протяженность его, живописно изрезанных берегов около тридцати километров. И сколько | здесь укромных бухт и бухточек—не сосчитать... *

     Едем узкой полосой берега. Справа, где отвесно, впритык, где немного 11 отступив, громоздятся горы, и только вот теперь, с уровня моря, видишь, ' какие они огромные. В распадках между ними лепятся по склонам небольшие городки. Сопровождающий нас Иола Мартинович, ведающий охраной исторических памятников, говорит, что и городок Пераст, куда мы едем, насчитывает немногим больше пятисот жителей.

     А вот справа—особо мощная, возвышающаяся над соседями округлая гора Ловчен. На ее поднебесной полуторакилометровой вершине—мавзолей самого славного представителя династии Негошей Петра II (сменившего в 1830 году на посту владыки черногорцев Петра Цетиньского). Это был не только выдающийся правитель Черногории, но и великий национальный поэт. Он хорошо знал творчество Ломоносова, Державина, Жуковского, переводил «Слою о полку Игореве». Особенно любил он Пушкина и в свой второй приезд в Россию в 1837 году побывал на его могиле в Святогорском монастыре. На этой горе—его, Негоша, могила

     Слева—маленький островок, соединенный узкой полоской с берегом. Островок этот тоже считается городом, но чаще его называют город-отель. Проживание в нем — удовольствие дорогое, так что приезжают сюда со всего света только богатые или очень богатые люди...

     А вот и Пераст — конечная точка нашего месячного путешествия. Уютный, чистенький, красивый городок. Большая часть зданий сложена из белого камня, и стены их, отбрасывая солнечный свет, как бы излучают тихое сияние.

     Триста лет назад Петром Первым сюда были присланы семнадцать молодых русичей постигать морскую науку. Сохранился и дом капитана Марко Мартиновича, в котором находилась та морская школа. А перед домом — бронзовый бюст наставника наших будущих морских офицеров.

     Мы только что отметили 300-летие Русского флота. И сколько книг было издано к этой славной дате, не говоря уже о журнальных и газетных публикациях. Даже медаль была выпущена Но, как писал русский патриот Ярослав Ястребов, у наших правителей будто бы память отшибло: никто и нигде не вспомнил, что не из Голландии, не из Англии, а из Черногории вышли первые наши капитаны. Да и многие черногорцы пошли сами служить на русском петровском флоте...

     

     Зеленый венок был вынесен нашими Дмитриями из автобуса, затем, прямо перед историческим домом, в нескольких шагах от бюста Марко Мартиновича, офицером Северного флота Вадимом Массальским опущен . на воду.

     Когда-то постигшие суровую морскую науку наши первые капитаны уходили отсюда в свое первое плавание.

     А через сто лет русская эскадра под командованием вице-адмирала Д. Н. Сенявина в составе трех десятков кораблей вошла в этот залив и, горячо приветствуемая жителями, подняла Русский флаг.

     Опуская венок на лазурные воды Адриатики, мы склонили над ним исторический символ единения славян — Самарское знамя.

     Как уже было сказано в самом начале записок, именно этому — братскому единению славян—и был посвящен наш Славянский Ход.

     


Комментарии (1)