Босния... Кровоточащая рана Югославии...
Была большая многонациональная страна, и народы, ее населяющие, жили в мирном, пусть и не в идиллическом согласии. Так нет. кому-то понадобилось посеять раздор между ними, натравить друг на друга, а затем стать третейским судьей и разрезать страну на куски, провести границы.
Выехав из Белграда, через какую-то сотню километров мы оказались как раз перед такой новоиспеченной границей. Ею здесь служит река Дрина. Сербы не хотели бы иметь границу; они говорят: "Если Дрина - граница, мы ее готовы выпить...". Но кто их слушает!
Проверка наших документов скорее походи/и на обычную перекличку. Улыбчивый серб-лейтенант вошел в автобус и зачитал вслух список едущих, при этом то ли для краткости и экономии времени, то ли из шутливого озорства опускал имена, и у него получалось: "Маслов Семенович... Балашов Михайлович... Шургаков Иванович...". Затем мы ему на прощание вручили специальный выпуск газеты "Славянский Ход", а он пожелал нам доброго пути.
Пожелание это, как вскоре мы поняли, было нелишним. Какое-то время дорога шла берегом Дрины, а потом запетляла по узким ущельям и крутым горным склонам. Нашим водителям Володе и Николаю приходилось, что называется, глядеть в оба: с одной стороны отвесная скала, с другой полукилометровая пропасть. Женщины старались вообще не смотреть на дорогу, особенно на ее крутых поворотах: страшновато, начинала кружиться голова. Однако самое-то страшное, как потом оказалось, было впереди.
Горы как бы пораздвинулись, и в распадках показались селения с огородами и кукурузными полосками около домов. Но что-то не видно ни людей, ни скотины, ни дыма из трубы или от костра. Ближе, ближе... Какой дым, когда самих труб-то в домах нет, как нет ни окон, ни дверей. От одних домов остались лишь остовы, стены без полов и потолков, от других и вовсе -груды кирпича и черепицы. Есть дома лишь частично разрушенные, есть и почти целые, но и эти, видно, что мертвые: глядят пустыми глазницами выбитых окон...
Мы, отметившие уже пятидесятилетие Победы, привыкли видеть | следы войны разве что в кино. Теперь они были перед нами в оголенной натуре.
Еще одно такое же разметанное, омертвленное войной селение, еще...
Война - это когда одно государство идет на другое. А здесь что за война шла? Кто с кем воевал? Вчерашние соседи, граждане одного государства... Тяжкое зрелище!
Попадаются посты так называемых миротворческих сил - три-четыре солдата в пятнистых униформах с автоматами за спиной, время от времени проносятся БТРы и бронемашины.
Миротворцы!.. Какая злая ирония звучит в этом слове!
Под вечер мы добрались до города Папе, нынешней столицы Республики Сербской - православной части Боснии и Герцеговины.
На другой день на восточной окраине Пале можно было наблюдать не совсем понятную картину. К зданию бывшего заводоуправления подошел большой автобус, и из его багажных отсеков молодые ребята стали извлекать увесистые пачки книг. Книг было много: выгрузка и перетаскивание их в здание продолжались едва ли не час.
Откуда эти книги, понять легко: на автобусе крупно значилось - "РОССИЯ". А вот как и почему они здесь оказались, требует пояснения.
До войны 1992-1994 годов главным городом Боснии было Сараево. Но по ее окончании европейские и заокеанские миротворцы в далеком американском Дейтоне прочертили границу так, что из общего числа в сто тридцать тысяч более ста тысяч сербов были изгнаны из своих жилищ. Как и многие учреждения культуры, университет в Сараево был разгромлен. Так что в Пале его пришлось создавать заново. Но городок невелик, с помещениями трудновато, и для философского факультета, к примеру, было приспособлено довольно просторное здание заводоуправления. Участь университета, естественно, постигла и его библиотеку. Обо всем этом узнал ранее побывавший в Пале мурманский журналист Дмитрий Ермолаев и, как говорится, сделал из этого соответствующие выводы. Дима возглавляет в Мурманске общественное объединение "Братья сербов". Ну, а если братья - давайте по-братски, чем можем сербам поможем. Не осталось в стороне и общественно-политическое славянское движение "Возрождение Мурмана и Отечества". Книги собирал весь Мурманск, и к началу Хода поднабралась приличная библиотека русской и советской классики, а также различных словарей и справочников. Вот эти книги сегодня и перемещались из автобуса на полки факультетской библиотеки.
Потом у нас были встречи с преподавателями и студентами факультета. Прошли они тепло, сердечно, при полном дружеском взаимопонимании.
Побывали мы и в сербском Сараево. Его отделяет от Пале горная гряда, и если ее объезжать, то далековато получается, если же напрямую по узкой, фронтовой, как ее зовут, дороге - всего каких-то семнадцать километров.
Мы поехали по фронтовой. Она и в самом деле так опасно узка, что на одном вираже, встретившись с крупногабаритным грузовиком, мы долго не могли разминуться.
И тут и там - следы недавних боев. Небольшие селения и отдельные, прилепившиеся к юре дома порушены; ни крыш, ни окон, стены и те где уцелели, а где снесены начисто. В одном месте дорога, идущая крутым склоном, делает как бы восьмерку. И на небольшом выступе мы видим искалеченное здание ресторанчика, который имел такое же название - "Восьмерка". Рядом - начинающий зарастать бруствер и солдатская землянка в один накат.
По голому камню на обочине проведена красной краской широкая полоса - понимай так, что тут мы пересекаем мусульманскую границу. Из Дейтона, где ее чертили, не было видно, что тут гора, по которой ее и провести-то невозможно...
С правой стороны, далеко внизу открылся Сараево - большой, раскинувшийся в уютной котловине город. Жалеем, что у нас нет времени, чтобы поближе разглядеть его. Мы и так опаздываем на условленную встречу с молодежью.
Как нас встречают! Пока мы шли длинным проходом да пока поднимались на сцену и рассаживались там - а нас ни много ни мало двадцать человек, - весь огромный зал стоя, не жалея ладоней, приветствовал нас.
Так же дружно и громко хлопали и после каждого нашего выступления. И не потому, конечно, что так уж здорово, так красно мы говорили. Даже всего-то скорее, несмотря на корневую близость наших языков, ребята не все из нами сказанного понимали. Но для них, наверное, это было не самым важным. В зале сидели и, за неимением мест, стояли вдоль стен парни и девушки, видевшие войну не в кино, а в ее страшном, реальном обличье. Семьи многих из них она, возможно, и обожгла своим смертоносным огнем. Выступали же перед ними те, кто сам знал о войне не понаслышке. Да и приехали-то они - вот самое главное и важное! - не из Дейтона или Гааги, а из России. Приехали, чтобы сказать: мы с вами, братья славяне, Россия, русский народ с Сербией!
И когда в конце вечера Дмитрий Ермолаев запел на их родном языке любимую в народе песню четников - весь зал мгновенно подхватил ее, поднялся как один человек и стоя допел до конца.
