Главная страница

Мы в соцсетях











Песни родной Сербии







.......................




/24.8.2004/

К братьям по вере



     

      В эпоху Петра Первого сербы и черногорцы стали активно проникать в Россию и поступать на государеву cлужбу. Среди первых и наиболее замечательных переселенцев следует, конечно, назвать выходца из Далмации, с Москву "c товарами" в конце 1702 года.

      Савва Владиславич был встречен очень радушно и стал наведываться в Россию регулярно, постепенно расширяя круг своих интересов и торговых операций. Оборотистый серб неоднократно выполнял личные поручения царя. В одном из писем Петра читаем: "Так же писали мы Савве Рагузинскому, чтобы лучшую статую Венус, которую купил в Риме Юрья Кологривой, отправил из Ливорны сухим путем до Инсбрука, а оттоль Дунаем водою до Вены, с нарочным провожатым и в Вене адресовал бы оную вам…"

      Вскоре сербский купец из Далмации получил царскую Жалованную грамоту на право "свободно по всей России торговать", добиться которой в ту пору было совсем непросто.

      Со временем Савве был выделен двор на Покровке, а весной 1710 года, при раздаче имений Мазепы и его соратников, ему как надворному советнику Иллирийскому, пожалованы были "изменников Ломиковского и Чуйкевича в Малороссии местности: в Стародубском полку села Топали, в Черниговском - села Вишенки, и в Прилуцком - села Размыщевки со всеми угодьями".

      Отойдя вскоре от торговых дел, Савва Владиславич проявил себя на дипломатическом поприще: ему было поручено исполнение обязанностей посланника в Дубровницкой республике, он активно работал при заключении мира России с Китаем. Государственная карьера Саввы была не менее успешной, чем коммерческая: он дослужился до

     тайного советника.

      Несколько позже, во времена правления императрицы Анны Иоанновны, при российском дворе состоял на службе брат Саввы Владиславича ("шляхтича иллирийского", как он назван в одном из документов той эпохи), Ефим, заслуги которого были отмечены тем же чином тайного советника.

      Петр Первый, взявшись развивать новое для России дело - флот, пригласил в качестве советников несколько человек из Дубровника, Далмации, Боки Которской - peгионов, славившихся богатыми морскими традициями. Один из приглашенных - житель Боки Мате Змаевич стал адмиралом русского Балтийского флота. Двое других, дубровчане Иероним Наталич и Иво Тудизич, были советниками царя по морским вопросам. Скорее всего, к появлению сербских моряков в России приложил руку все тот же Савва Владиславлевич.

      Одним из первых сербов с территории Австрии, ступивших в русскую службу, был капитан Панта Божич. Он прибыл в Москву в 1704 году, был назначен полковником в Сербский полк, став при этом еще и "постоянным представителем и известителем царя Петра Алексеевича по сербским вопросам". По свидетельству В. Чоровича,

      Божич в 1708 году получил от Сабора в Крушедоле какие-то особые полномочия, связанные с представлением сербских интересов в России. Каким образом Божичу удалось практически использовать данные ему полномочия, остается неизвестным.

      Божич участвовал в Северной войне и в Полтавской битве, а затем - в Прутском походе русской армии. В награду за службу он получил от гетмана Ивана Скоропадского села Переяславку и Борковку под городом Батурином, столицей Мазепы, где и поселился после выхода в отставку.

      В "Родословной книге Черниговского дворянства" говорится о том, что фамилия Божичей знатного иллирийского происхождения и род их происходит от консула Боэция, который, переселясь в Иллирию и соображаясь свойству иллирийского языка, переменил свое имя на Божич, а также отмечается "свойство" рода Божичей с Бранковичами, "прежде бывшими в Сербии владетелями".

      Есть сведения, что вместе с Пантой Божичем в Россию переселились его братья Степан и Гавриил. Сын Пантелеймона Иван служил в русской армии. Начинал он свою карьеру в чине капитана, а в отставку вышел бригадиром. В 1737 году он по указанию царицы Анны был послан в Венгрию "для набора рекрут" в русскую армейскую службу. В 1741 году Иван Пантелеймонович был назначен на должность полковника в Нежин, а впоследствии перемещен в Чернигов в качестве полковника и коменданта. В 1762 году он получил чин бригадира и вышел в отставку.

      В 1710 году в Москве побывали послы от сербов из Австрии, просившие Петра "промыслить о земле Сербской, ярмом чужеземным обремененной". В составе посольства был и Богдан Попович, посланный к русскому царю с предложениями возможной помощи "австрийских" сербов России, в то время усиленно готовившейся к войне с Турцией.

      В 1713 году владыка Черногории митрополит Даниил прислал в Россию в качестве своего доверенного представителя архидиакона Максима, а два года спустя, в 1715-м, приехал и сам. "Царь и министры тайного коллегия, - читаем у С. М. Соловьева, - осыпали владыку ласками и дарами. Кроме 10.000 рублей, сосудов, одежд, начальным людям послано 160 портретов царских на 1000 червонцев; дозволено было через три года присылать в Россию монахов для церковного сбора. В грамоте своей Даниилу Петр говорил, что по случаю войны с еретиком, шведским королем не можем мы по заслугам вашим вам награждения учинить; но по замирении не оставим за верную службу вяще наградити".

      Переданные владыке 10 тысяч рублей предназначались для пострадавших во время восстания черногорцев против турок. Их разделили на две равные половины: "на вспоможение разоренным людям 5 т. и на созидание церквей и монастырей 5 же т.".

      Кроме грамоты, данной митрополиту Даниилу, царем Петром была собственноручно подписана еще и грамота Цетиньскому монастырю, разрушенному турками. В ней, в частности, говорилось: "соизволяем из монастыря Цетинского в предыдущия времена присыланным приезжать в Государство наше, а именно к Москве и ко двору нашему в Санктпетербурге, в третий год по милостыню, и в приезде их быть по два и по три монаха, да по два ж, или по три, человека из бельцов, с которыми посылать в тот монастырь в такой указаной год по пяти сот рублев"

     Эта русская милостыня с тех пор время от времени увеличивалась и во второй половине XIX века достигла, по свидетельству некоторых источников, до весьма почтенной цифры, в виде пособия или "призрения и жалования к народу Монтенегрийскому".

      При Анне Иоанновне выехали из Австрии в "пределы государства российского" сербы Иван Стоянов, Степан Виткович, Дмитрий Перич. Ко всем им судьба была благосклонна: разлуку с местами прежнего обитания им посчастливилось скрасить успешным продвижением по службе и ростом личного благосостояния. Стоянов дослужился до чина генерал-майора русской армии, Виткович - до бригадира, а Перич был подполковником в "старом" Сербском гусарском полку. Все трое в разное время за заслуги и преданность русской короне получили крупные имения в Малороссии.

      У Стоянова был сын Михаил, родившийся уже в России и также со временем дослужившийся до генерал-майорского чина.

      Еще одним заметным выходцем из Австрии был Петр Текелий (или Текели), дядя Саввы Текелия, оставившего заметный след в истории "австрийских" сербов. На русскую службу он был принят в чине поручика и определен в "старый" Сербский гусарский полк. Правда, вскоре он перешел из гусар в армейские части и дослужился до генерал-аншефа.

      Изменение политики России в отношении балканских славян начало приносить первые практические результаты в 1710-е годы. Готовясь к Прутскому походу, Петр принял решение вовлечь в борьбу против султана сербов и других православных славян. С этого времени всякий раз, начиная войну с Турцией, Россия будет стремиться поднять славян; и это ей всегда будет удаваться. При этом "славянская матушка", по признанию русского историка XIX века О. Ф. Миллера, не станет "ставить себе задачею освобождение их от турецкого господства или облегчение их участи ради них, а скорее будет избирать это поводом для достижения наших собственных целей".

      Отдавая себе в этом отчет, следует, однако, отметить и то, что солидарность интересов России и южных славян долгое время приводила к тому, что, какими бы эгоистическими целями ни руководствовалась Россия в ее войнах с Турцией, славяне в результате этих войн тоже, как правило, выигрывали.

      Итак, во исполнение царской воли и замыслов русского правительства в марте 1711 года были разосланы грамоты "с печатью и повелением Его Царского Величества", в которых содержались призывы к восстанию против турок и оговаривались условия поощрения возможных участников такого восстания со стороны России. Грамоты были отправлены в Черногорию, Герцеговину, Македонию, Албанию и некоторые другие области, расположенные в европейских провинциях Турции.

      Одним из адресатов оказался Михаил Милорадович, получивший сразу две царские грамоты: одну за подписью графа Головкина, другую - Саввы Владиславича. Первая была "писана в Москве марта 10 числа...", вторая "писана

     в Москве марта 4 числа…". Оба послания из русской столицы Милорадович получил 12 апреля 1711 года, находясь в

      "Букарештии Мунтянской" (так в то время называлось одно из Румынских княжеств), куда его привели семейные,

      дела. Грамоты передал Милорадовичу капитан Иван Иванович Албанез.

      В грамоте за подписью Головкина говорилось: "Противу неприятеля бусурмана с воинством и сильным оружием в средину владетельства его входим, утесненных православных Христиан, аще Бог допустит, от поганского его ига освобождать.. самоперсонне выступаем… того для, в нынешнее от Бога посланное время, пристойно есть вам, подражая своих предков, древние свои славы возобновить, союзився с нашими силами и единокупно на неприятеля вооружився, воевать за Веру и отечество, за честь и славу, за свободу и волность вашу и наследников ваших… и тако, аще будем единокупно каждый по своей возможности трудитися и за Веру воевати, то имя Христово вяще прославится, а поганина Магомета наследники будут прогнаны в старое их отечество, в пески и степи Аравийские"

      Предложение русского царя показалось Милорадовичу заманчивым. Славная идея борьбы против исконного врага подогревалась тем, что царские грамоты "великие обещания обещали и помилованием, и награждением мне (Милорадовичу) и наследникам моим".

      Дальнейшие свои действия описывает в "Доношении Царскому Лресветлому Величеству", написанном в следующем, 1712 году, сам Михаил Милорадович. "И пошел во имя Божие, и взял с собою вышереченного капитана (Ивана Албанеза.) и пошли через турецкую землю с великим страхом и трепетом, и помощию Божею, и счастием Вашего Царского Пресветлого Величества пришли мы на здравие у реченную Гору Черную и в провинции и призвали мы преосвещенного митрополита Данила скендеринского и черногорского, иншие князи и воеводы, и поглавары черногорские и херцеговинские, и приморские, и албанские"

      Собрав местных предводителей и доведя до их сведения просьбу русского царя, Милорадович без труда получил поддержку собравшихся. "Оные все тоже зело обрадавались и поклонишася Вашей Царской заповеди, и меня за господина и заповедника приняли единокупно и тотчас добровольно стали и почали воевать против Турок.. - пишет царю Милорадович.

      Память о посольстве Милорадовича хранит и народная поэзия черногорцев:

     Как Русия с Турцим ратоваше,

     Петар Први, Император Руски,

     оправио посланика свога,

     Михаила Милорадовитя,

     Од старине из Герцеговине,

     Да понесе Црной Гори книге,

     Петровитю Данилу Владици

     И Главаром од Горице Црне.

     Отмечена в песне и роль Саввы Владиславича в организации поездки Милорадовича:

     Веть ми каже верни слуга моя,

     Верный Сава Владиславевич,

     Од Попова из Ерцеговине,

     Да ви, славни Црногорци, вольни,

     С Турци мира нигда не имате,

     И да мене помоги можете...

     Выступление черногорцев под предводительством Милорадовича поначалу складывалось достаточно успешно. Они, по словам самого героя, "многие турецкие села и деревни и куле каменные раскопали и разорили выжгли по Албании и Херцеговине, и многие Турки побили и рабе в полон взяли, и смутили их, и уставили их противу нас воевать Турки и Албане, и Херцеговине, и Босанске..".

      Услуга, оказанная Петру черногорцами, была велика. Своим выступлением они удержали на месте албанские, герцеговинские и боснийские войска, которые вследствие этого не смогли двинуться на соединение с другими частями султанского войска к реке Прут.

      Удача сопутствовала восставшим год и три месяца, как утверждает сам Милорадович, или год и один месяц, если принять во внимание, что уже в апреле 1712 года ему пришлось покинуть Черногорию и, говоря современным языком, искать политического убежища в России.

      В изложении Милорадовича этот поворот в ходе боевых действий выглядит так: " ...потом Турки собраша войска от Босне и Херцеговине, и Албане... и прочие многие страны, и пришли на нас, и пред нима дойде сераскер Босански Ахмет-паша с великою турскою силою и осадили нас, а в осаде сидели два месяца, и многие разы с ним бились, и на всех баталиях мы побивали и много их погибло. После того Турки просиша, чтоб изошли на Цетине, дабы и мир сделали, а они миру не сделаша, только обмануша, и монастырь на Цетиню разориша и раскопаша, и владыки Данила дом и келии разориша и пожегоша, и около монастыря деревни попалиша... "

      Россия тем временем вынуждена была пойти на подписание мирного договора на крайне тяжелых условиях. Черногорцы и сербы продолжали войну и заключили перемирие только тогда, когда окончательно удостоверились в том, что война Турции с Россией окончилась.

      Царь Петр не забыл сербского героя: Милорадович был принят на поселение и в службу, ему было пожаловано 500 червонных, портрет государя на Андреевской ленте, поместья в Малороссии. Несколько позже - в 1715 году - Милорадович был назначен полковником в Гадяч.

      Покидая Черногорию, Милорадович оставил землякам интересный документ - грамоту, им же самим и подписанную (" Благочестивого Цара Петра Великого Полковник и Кавальер Михаил Милорадович"), в которой торжественно объявлял жителей Черногории свободными и не подчиняющимися никому, кроме русского царя. Грамота была составлена "на збору Llрногорскоме, на Цетиню" 16 апреля 1712 года. Юридической силы она, разумеется, не имела никакой, будучи всего лишь одной из форм моральной поддержки и утешения для людей, остающихся один на один с турками.

      Вместе с Милорадовичем в Россию прибыли несколько сербских офицеров и 148 рядовых. Всем прибывшим были отведены для поселения земли в слободских полках: полковникам - по местечку или по большому селу, остальным офицерам - по нескольку дворов.

      В числе других сербских офицеров, решивших не оставаться в Черногории в ожидании мести турок за участие в восстании, был и капитан Иван Албанез, из рук которого, как уже говорилось выше, Милорадович принял царскую грамоту и послание Саввы Владиславича.

      По возвращении в Петербург в 1712 году Албанез получил в награду за труды 500 рублей. Сам он, правда, за время своего пребывания в Черногории задолжал 600. Поэтому, писал он графу Головкину, "не имеючи с чем поехати, ни долгу платити, того ради остался при господине Полковнику, Михайлу Милорадовичу, и живу ныне при нем без никакой официи".

      Получив в 1715 году назначение в Гадяч, Милорадович не забыл про Албанеза, устроив ему назначение в свой полк на должность полкового обозного.

      Спустя некоторое время, Петр Великий еще раз прибег к помощи теперь уже не капитана, а майора Албанеза, поручив ему деликатную миссию агитации сербов и черногорцев для возможного переселения в Россию.

      Петр положил начало делу, которое позже осуществила его дочь Елизавета: занялся организацией переселения в Россию православных славян из австрийских и турецких земель с целью создания военных поселений на южных границах империи.

      Уже в 1712 году, когда на поселение и службу был принят Михаил Милорадович со своими товарищами, всем им было объявлено от имени русского правительства, что, кроме уже выделенных, им будут даны дополнительные земли, на которых они могут селить своих земляков, если те согласятся выйти на поселение в Россию.

      В 1723 году Петр издал специальный указ, призванный подтолкнуть сербов и других православных к переселению в Россию. В указе говорилось: "Объявляем через сие всем, кому о том ведать надлежит, понеже мы восприяли намерение в наших украинских городах содержать несколько полков конных гусарских из сербского народа и, для призыву и принятия оных в нашу службу вручили мы, комиссию майору Ивану Албанезу..."

      Албанез вновь отправился в южно-славянские земли. 5 мая 1724 года он направил письмо киевскому генерал-губернатору князю Трубецкому, в котором сообщал о том, что вербовка будущих переселенцев идет более или

      менее успешно ("пришло к нему еще более десяти человек офицеров и прочих в том числе один полковник...").

     Из документов Военной коллегии следует, что по царской грамоте, данной Албанезу, в Россию переселилось 459 сербов. Первоначально их планировалось поселить в Украине, но затем по неизвестным причинам прибывших отправили в Низовой корпус, дислоцированный в Царицыне. В мае 1731 года майор Албанез от имени той части сербских переселенцев, которая прибыла к месту нового назначения, а не разбежалась по пути следования (осталось 280 человек, разбежалось 179), требовал от командования информации о дальнейших планах по обустройству их жизни. После этого след Ивана Албанеза теряется и дальнейшая его судьба остается неизвестной.

      Переселение сербов и других православных южных славян в Россию и в Украину продолжилось с 1751 года. В, правление Елизаветы Петровны в пределы государства Российского, а точнее, на территорию нынешних Кировоградской и Луганской областей Украины, прибыло несколько тысяч переселенцев. Их разместили в специально отведенных для этого местах, которым придали статус автономных административных подразделений и дано название Новая Сербия и Славяносербия...

     

      Опубликовано в журнале "Родина" январь-февраль 2001 г.