/28.7.2006/ Человек может сделать свою жизнь такой, какую пожелает
За неполные 54 года в жизни серба Милана ТЕШИЧА произошло столько событий, что хватило бы, по крайней мере, на пятерых человек. Сегодня он руководит крупной строительной компанией в Норильске, за спиной — годы работы на четырех континентах и короткая карьера... игрока национальной сборной Германии по гандболу.
Он просит называть его по имени: говорит, что имя–отчество — чисто русская традиция — “оттого, наверное, что к “господам” не привыкли”.
Когда Милан знакомится с новым человеком, сразу предупреждает: я иностранец, потому, прошу, не судите за “нечистую” речь. А еще он признался, что здесь, в Норильске, найти друзей довольно трудно. Люди под стать природе — больно уж холодные...
– Когда начинаю разговаривать с новым знакомым, не знаю — стоит ли атаковать или защищаться. В этом нет ничего личного, просто не все люди доброжелательны. К сожалению.
Мне доставалось за гиперактивность
-Я родился в Лукаваце — это Босния и Герцеговина. Мы, сербы, такие же славяне, как и русские, наши языки имеют много общего: достаточно смотреть друг другу в глаза, и мы поймем друг друга, даже если каждый будет говорить на своем языке. Признаться, хотел бы родиться русским, но не повезло (смеется). Кстати, только ваш язык, и еще английский, считаю действительно важными: все остальные мало что значат — просто потому, что общаются на них в небольших государствах, не делающих погоды на мировой арене. Взять, к примеру, мою родину. Я владею всеми языками, которые произошли от разделенного сербско–хорватского: сербским, хорватским, боснийским, черногорским, словенским, македонским. Но все это мало что значит на практике.
Сказать, что мой собеседник — хорошо образованный человек, — значит ничего не сказать. Его познания, кажется, просто безграничны. Одних только языков и диалектов он знает не менее 11–ти — от норвежского до итальянского. Естественно, у меня возник вопрос: а, может, Милан, вы — лингвист?
– Нет, что вы! По образованию я доктор технических наук, специализируюсь в химической инженерии. Моя профессия связана со строительством заводов, изучением ядерных реакций, строительством реакторов.
О том, что в будущем он будет работать в промышленности, Милан знал давно — еще тогда, когда серьезно занимался спортом, и уж куда скорее ему “светила” карьера спортсмена–профессионала, нежели инженера. Но спорт для него был лишь “закалкой” для тела и, разумеется, духа.
– В гимнастику я подался по настоянию отца — он сам был членом сборной Сербии по этому виду спорта. Тем не менее для меня она являлась лишь способом развить координацию движений, научиться бороться с самим собой, а командная игра, коллективный дух помогали полноценно развиваться, определить свое положение в обществе. Ведь в команде нет ничего не значащих игроков. Мы, как шестеренки в часах: одну вытаскиваешь — и механизм не работает.
Результатов добивался быстро, наверное, потому, что просто “играл в спорт”, а не воспринимал его как сверхсерьезную задачу, требующую перенапряжения сил. В 12 лет перешел на плавание, потом — в гандбол. Эта игра “втянула” на долгое время — с начала учебы в школе до окончания университета. Играл за Польшу, а последние два года провел в профессиональной лиге Германии в составе Кельнского клуба.
– Помню, когда учился в начальной школе, мне было скучно с другими детьми — то, что они усердно вдалбливали в свои головы, я усваивал легко и без проблем: прослушал урок, дома быстро сделал задание — и свободен! А раз так, то надо чем–то себя занять. Начал заниматься в ансамблях народного танца и музыки. Подростком стал членом Омладины (культурно–просветительская и политическая организация, аналог советского комсомола. — Прим. авт.), позже — членом Союза коммунистов. Вообще, мне частенько доставалось за свою гиперактивность. Например, в первом классе меня на год исключили из школы за драку с одноклассниками. А подрался–то почему? Мне просто казалось, что они очень медленно соображают, как будто нарочно затягивают урок. Ну невмоготу мне было слушать объяснения по восемь раз! А учитывая, что к тому моменту я уже четыре года занимался спортом, ох и надавал же я им тогда!..
* Когда я слушала рассказ моего собеседника, не переставала удивляться: как можно все это успеть за какие–то 18–20 лет? Ведь, кроме всего уже сказанного, Тешич к этому возрасту успел еще поработать на сцене в составе вокально–инструментального ансамбля (чуть позже это пригодилось ему в жизни — по вечерам иногда пел в ресторанах), и побыть в роли судьи, правда, спортивного — в гандболе, после окончания карьеры спортсмена. А еще он писал стихи. С их помощью “женил” шестерых друзей: сочинял влюбленным ромео песни для их джульетт. Вдохновленные поэзией девушки давали согласие на замужество. Потом, конечно, узнавали, кто автор “художеств”, но не обижались — зачем, если все обернулось так удачно? *
Как я познакомился с Россией
-Когда учился в институте, впервые увидел Россию — тогда СССР. Как отличник учебы был приглашен поучаствовать в международном обмене студентов. Конечно, согласился. Мне выпало ехать в Ленинград, причем на целых полгода. О! В этот город, в эту страну я влюбился сразу. Здесь был строгий порядок жизни, чем не может похвастать Европа. В России всегда была культура — мы ведь, балканцы, немножко “дикие”, как бы мост между Востоком и Западом. Но хочу сказать, что СССР я полюбил еще заочно — отец много рассказывал о вашей стране. Он всегда говорил о Союзе как о большом братском государстве. Какие это были сказки! (Смеется).
По возвращении домой Милан защитил диплом и получил работу инженера на содовом заводе, у себя в Лукаваце. Спустя два года стал кандидатом наук, а армию, где успел отслужить коммандосом (ВДВ, по–нашему), называет своим несчастьем. В 1985 году Тешич получил ученую степень доктора наук на технологическом факультете университета в Загребе по специализации “Технические науки в области химического инженерства”.
О превратностях судьбы
До начала 90–х жизнь, казалось, идет по плану. Карьера двигалась в гору: сначала — начальник развития в области химических технологий Словении, потом — руководитель инжиниринга и инвестиций в производстве автошин при крупном хорватском комбинате резиновой и обувной индустрии “Борово” (обувь этой марки была одной из самых популярных в нашей стране в те годы — ежегодно СССР получал до 20 миллионов пар). Дома — любимые жена и сын...
– А потом случилась война... Боевые действия велись всего в 300 метрах от нашего дома в Хорватии. По счастью, семьи тогда не было рядом, так что за них я не боялся. Но война разрушила все, что составляло мой привычный уклад жизни, в том числе и ее материальную часть. Я потерял все: имущество стоимостью в три миллиона долларов, картины, ценности, даже яхту на Дунае! Но больше всего жалко личную библиотеку — в ней были не просто редкие книги, а уникальные, например, рукописные и кожаные из сербских монастырей 14–го века — они достались мне по наследству и представляли большую историческую ценность. Но разве есть до этого дело чужим солдатам?..
А вскоре пришли и за мной: было приказано убить всех сербских руководителей “Борово”. Я успел сбежать. Вот так без денег и документов оказался в Сербии.
Пару недель спустя бывший крупный начальник трудился разнорабочим на стройке в Белграде — деньги–то зарабатывать надо...
Тяжело было — и физически, и морально: представьте, упасть с такой высоты... Но когда твой ребенок просит есть, что еще остается делать? Кормить его. И тут не до выбора занятий. А в стране тогда была еще и жуткая инфляция, сами понимаете, каково... Да, бывшим советским людям объяснять это, я думаю, не надо.
А потом повезло (а может, это закономерность жизни — после падения всегда следует взлет): Милана пригласили на работу в Узбекистан руководителем проекта на строительстве обувного завода (который достраивался), где предстояли пуско–наладочные работы. Там оценили высокую квалификацию Милана, его способность справляться с любыми трудностями. Через пару лет — Кипр, Сеул...
– Я объездил почти весь мир: был в странах Южной и Северной Америки, в Африке, почти во всех государствах бывшего Союза, жил в Норвегии, в Венгрии и на Кипре, в молодости — в Индии. Где мне больше всего понравилось? Если вы имеете в виду климат, природу, то Лас–Пальмас — город на Тенерифе. С одной стороны острова атлантический климат, с другой — теплые ветры Африки, а на вершинах гор лежит снег... И все это на протяжении каких–то 50–ти километров! А если говорить о людях... Знаете, это мое личное мнение: я убежден, что человек может сделать свою жизнь такой, какую пожелает. Поэтому мне не было плохо нигде, ни с одним народом “по соседству”.
В Белград он вернулся только пять лет спустя — как раз перед бомбардировкой. А в 2001–м во второй раз приехал в Россию — теперь уже демократическую, совсем не такую, какой полюбил ее в 80–х. К тому моменту были налажены крепкие связи с компанией “Инпрус”, где Милан и получил работу. Уже традиционно — руководителя — директора филиала “Дубна–Инпрус”.
Норильск я знал по Солженицыну
-Через пять лет, когда закончился контракт, решил его не продлять и устроился в норильский филиал ИНТРА-БАУ, фирму–генподрядчик ООО “Таймыринвест”. С городом я был знаком по книгам о ГУЛАГе — знал, что природа здесь неласкова. Но Норильск все равно сумел удивить: с одной стороны, люди стремятся к чему–то высокому, это видно, но с другой — замкнутые, неразговорчивые. Может, только со мной, видя, что я иностранец? (Смеется.)
Сегодня перед нашей компанией стоит задача создать современный аэропортовый комплекс. Норильчане должны жить в равных условиях со всеми остальными россиянами. И, на мой взгляд, все разговоры, которые я тут слышал, о том, что все это напрасно, — комбинат, мол, скоро исчерпает ресурсы, — ведутся теми, кто не имеет понятия о реальном положении дел. Рано списывать Заполярный филиал и живущих здесь людей — исчерпать ресурсы этой земли невозможно.
Работа на объекте начиналась тяжело. Для начала предстояло очистить снег с территории, на которой позже развернулось строительство, — мы даже попросили помощи у ОИК–30, чтобы они выделили рабочих. Сейчас на строительстве занято более 200 человек, а в пиковый сезон добавится еще 150. Работы ведутся параллельно, это даст фору по срокам.
Что касается новых построек, то тут главное — успеть закрыть коробки до холодов.
* Заметим, что ИНТРА-БАУ создала новый метод работы с бетоном — это и было главной причиной победы на тендере среди других фирм–претендентов, готовых взяться за реконструкцию норильского аэропорта. Его особенность заключается в том, что мелкозерный бетон “насыпается” без вибрации, и это позволяет заполнить всю опалубку, снизить трудоемкость работы и увеличить производительность. Плюс придает конструкции прочность. Кроме того, используются специальные добавки, благодаря которым можно работать и при сильных холодах, вплоть до минус 30. *
Надо сказать, что аэропорт Алыкель ждут поистине глобальные изменения. Как уже ранее заявлялось представителями ООО “Таймырская инвестиционная компания”, к осени 2007 года будут реконструированы и построены 15 объектов аэропорта. Кардинально поменяет свой вид старая часть здания аэропорта, а на месте КПП появится новая пристройка. Что же касается самого зала, то здесь к уже имеющимся трем стойкам регистрации добавятся еще три, а также бизнес–зал и зал для официальных делегаций. Зал прилета будет оборудован двумя транспортерными лентами для выдачи багажа, появятся новые пункты питания, авиакассы, почта, телефоны, камеры хранения и комната матери и ребенка.
– Хотелось бы, конечно, успеть закончить все до положенного срока, но, согласитесь, ничего страшного, если мы “сдадимся” не раньше, а точно вовремя. Зато работа будет качественной, как вы говорите, на “круглую пятерку”.
------------------------------------------------------
Наша беседа длилась почти три часа. Конечно, в газетное интервью вошло далеко не все: обсудить мы успели с десяток разных тем — от минералогии до диалектики мировосприятия. Не могла я и не спросить, чем ему запомнится Норильск. На что Милан ответил: “Надеюсь, самый приятный сюрприз, который может преподнести ваш город, еще впереди”.
Беседовала Татьяна ЗАЧУПЕЙКО.
Фото Владимира МАКУШКИНА.
Заполярная правда
|
|
|