4(17) января 2002 г. исполняется полгода со дня упокоения схиархимандрита Иулиана, сербского старца, старейшины и духовника в течение почти полувека малых и больших монастырей, студеницкого и градацкого настоятеля, "одного из великих столпов мученической святосавской Церкви, - по словам владыки Афанасия Захолмского. - И, мы веруем, этот столп ныне явился и столпом Небесной Церкви, ибо на седмь столпов Премудрость созда себе дом. Мы его проводили, осиротевши с одной и обогатившись с другой стороны. Осиротевши, ведь он служил здесь для нас столпом, хотя он был хрупкого тела, бренного, как бренно всё потомство ветхого Адама. Однако нас всех поддерживал своим бытием, христианским, монашеским и сербским, своим следованием евангельским подвигам. Мы обогатились его переходом в Церковь Небесную, где его встретили, распростерши объятия, преп. Симеон и свт. Савва, блгв. Стефан и преп. Анастасия, лик студеницких и других подвижников, а там и мучеников сквозь века, там за нас молится. Проводили его мы все, кто перед ним в долгу, все, кто его знал, кто говорил, что старец Иулиан мог бы быть патриархом сербским, неважно, с какими школами и дипломами и с чем ещё. А он и был монашеский патриарх сербский. И собрат ему - Патриарх и епископ Павел, его постриженик. Всякая ему похвала за всё, что сделал, и более всего за его облик и подвиг, за то, что нёс Крест Христов - не жаловался, не хвалился, не причитал, не пел, разве что Богу пел. Да будет нам пример всем, да не требуем никаких почестей и да не жалуемся, когда придут тяготы. Сколько раз он просто сходил с настоятельского места или его низводили, и вновь возводили, и никто никогда не слышал от него слова "почему"! Сколько доброго сделал, обновляя, восстанавливая святыни, храмы, монастыри и церкви…"
Как писал в посмертном слове его собрат, архимандрит студеницкий Савва (Милошевич): "Бог отца Иулиана призвал к жизни в тяжелейшее время сербского физического и ещё более тяжкого духовного рабства. Привыкал к терпению "страдания и боли рода своего" во утробе матери своей пока ещё длилась I Мировая война. От самого зачатия приобщался родолюбию и тяге к возвышенной и святой жизни от крови и духовных и святых чувств своих набожных родителей Николы и Дивны, которые его, одного из десятерых своих чад, произвели на этот свет 25 июля 1918 г. Рождён в невеликом селе Виткове, вероятно, по желанию своих насельников увенчаться славы Небесной зовомом "Венчац".
Это желание Радомира Кнежевича (таково было мирское имя о. Иулиана) двенадцатилетним отроком приводит в монастырь ради осуществления жизненной цели - стяжанию святости чрез служение Богу и роду своему в святых обителях. Ещё в восьмилетнем возрасте два раза бежал в монастырь, откуда его возвращали домой. Ребёнком научен от родителей всякому благочестию, вере и набожности, он был приучен к любому делу подходить ответственно. Детство тогда мало кого баловало. И совсем малые детки имели ежедневные повинности в посильных трудах по дому. И он, двенадцати лет поступив в монастырь Стрмац возле Бруса, стал нести все строгости монашеской дисциплины. У своего первого игумена, известного священномонаха, великого духовника о. Даниила (Синько), карпатского русина, должен был вставать в полночь на монашеское правило до утра. Нужно было трудиться на всех послушаниях, часто самому готовить трапезу, выполнять и более тяжёлые работы. Градацкие сестры рассказывают, что, по словам самого старца, он сыздетства навык житейским тяготам и, например, в молодые годы никогда не мёрз, даже зимними поездками верхом в снег и буран.
В монашеской школе монастыря Дечаны послушник Радомир дополнил свое духовное образование в течение 4 лет, по завершению чего пребывает в монастыре Вуян, где 13 августа 1939 г. пострижен в чин архангельского образа (малая схима) и получает в монашестве имя Иулиан. А в сентябре того же года епископ Жичский Николай (Велимирович) рукополагает его в сан иеродиакона, затем - иеромонаха. Здесь он последовательно несёт послушания приходского священника, наместника и настоятеля монастыря.
По воспоминаниям его благовещенского собрата архим. Иоанна (Радосавлевича), осенью 1944 г. в округе происходили тяжёлые бои между четниками-монархистами, партизанами-коммунистами, оккупантами немцами и болгарами. Братство обители вынуждено было бежать в соседние селения. Юноша Гойко Стойчевич, незадолго перед тем перешедший из другого монастыря, возвратился с полдороги в Вуян, не желая по причине хрупкого здоровья идти в неизвестность. Через несколько дней вернулся и о. Иулиан. Так они вдвоём и жили, заботясь о монастыре, сохраняя в нём то, что могли до возвращения остальной братии. Батюшка обслуживал тогда монастырский приход, терпя великие невзгоды и поношения от разных войск. Однако его, как молодого, но известного по прекрасным проповедям, мудрому и тонкому обхождению с людьми, все очень любили и защищали, хотя один участок прихода был настроен более партизански, а другой - четнически.
Так иеромонах Иулиан рано возмужал в зрелого духовника и рачительного хозяина, и был в молодых летах произведён в сан игумена. После II Мировой войны он был самым молодым игуменом Жичской епархии, а может быть, и всей Сербской Церкви.
В 1945 г. о. Иулиан был перемещён в монастырь Благовещенье, с ним перешли три послушника, и среди них Гойко. А настоятелем там был великий духовник по образу свт. Саввы, о. Василий (Доманович), исповедник от мучителей-партизан. К благовещенской братии принадлежал и о. Антоний (Джюрджевич), ратник, тоже исповедник, во время войны совершавший своё пастырское служение ближним, таким же, как и он, узникам лагеря Гнатесдарф.
"Со мной из Вуйна, - говорил о. Иулиан, - в Благовещенье перешёл Гойко Стойчевич, который перед войной получил диплом Богословского факультета. Позже был перемещён в Рачу, как и о. Василий, так и Гойко, сегодня монах о. Павел, потому что мы постригли Гойка в 1947 г.". Там в Раче собралась дивная духоносная братия: О. Василий, который по своему великому монашескому смирению и братской любви к о. Иулиану понудил его принять управление монастырём. Потом Промыслом Божиим он был направлен в Боснию ради обновления порушенной войной великой святыни - Чайничской церкви со знаменитой чудотворной Чайничской иконой Божией Матери, в чём ему помогал весь глубоко почитавший его местный люд, также и мусульмане. Будучи позднее наместником о. Иулиана в Студенице, этот великодаровитый пастырь в 49 лет был неожиданно для всех своих чад и собратьев призван ко Господу после краткой болезни в 1963 г., вызвав тем великую тугу и печаль, но и радость о новом заступнике за нас пред Престолом Божиим.
О. Антоний тоже принял потом послушание возобновить монашескую жизнь в опустелых и порушенных обителях: сначала Пустыня, за что был удостоен сана игумена, затем Троноша, где его произвели в архимандриты за великие труды, понесённые по восстановлению этих знаменитых святынь. Когда по смерти Святейшаго Германа Архиерейский Собор избирал нового патриарха, требовалось, чтобы из трёх записанных на отдельных листках имён кандидатов всеми почитаемый старец-духовник вынул жребий согласно воле Божией. Для этого священнодействия был приглашён о. Антоний. Положив три земных поклона перед Честным Престолом в столичном Кафедральном соборе, он в виду архиереев извлёк хартию, на которой было написано "Павле", то есть имя его рачанского собрата, бывшего послушника Гойка Стойчевича. Архимандрит Антоний мирно, хотя также нечаянно для паствы и почитателей преставился ко Господу в 1997 г.
На отпевании старца Иулиана в монастыре Студеница владыка Афанасий говорил, что утверждёнными столпами Сербской Церкви "были о. Иулиан, о. Василий - в Раче, потом в Чайниче, обновитель предивной чудотворной церкви - могила его тут. А там и о. Антоний, узник концлагеря, воссоздатель послевоенных Пустыни и Троноши, тот, чрез кого Дух Святый избрал своего четвёртого столпа, который ещё пребывает с нами, младший по возрасту, но не слабейший по силам, верою наикрепчайший, - Святейшаго Павла. Когда я недавно, святые отцы, братия и сестры и чада, в Грачанице служил с Павлом - и он есть рачанский собрат этой четвёрки, а о. Иоанн - пятый, и он нас причащал, видел я, что руки его, как у Царя Лазаря, чьи святые мощи были 12 лет назад в Грачанице. И сейчас поглядите на руки о. Иулиана, почти мощи - и по цвету и по видимо исходящей от них благодати… Что он претерпел и та рачанская братия! И как претерпели в тяжкие времена безбожные, пошли подобно апостолам по сербским землям: он сюда в Старый Влах, о. Василий в Герцеговину, о. Антоний в старый Срем, о. Иоанн в другую страну, а Павел на мученическое Косово и Метохию… Молим тя, отче Иулиане, молися Богу и за нас, буди народу нашему хранитель и управи его путем, коим шествовал еси. То был блаженный путь, кои и ныне продолжает душа твоя, ибо что начато здесь, то и продолжается горе… И там желали бы мы все почивать, что и есть Живот Вечный. Сербы суть народ, который верует в Жизнь, как говорил твой и наш духовный отец Владыка Николай. Сербы суть народ культа живых. Потому что так любят ушедших и хотят быть с ними, ведь те у Бога живы, а были бы мертвы, никто бы их и не вспоминал. Если бы мы не ощущали, что они живы, не были бы связаны с нашими покойниками, нашими мучениками, нашими праведниками, святыми. И сегодня многие говорят, отче Иулиане, о сербском роде всё, что угодно. Из своей скудоумной головы, от своего праздного, отолстевшаго сердца говорят против сербов всякое. Тем на другой лад продолжают мысль, которой раньше безбожники держались".
Сам старец Иулиан считал, что "сербы суть чада народа, который сотворил чудеса в своей истории. И не дай Боже сказать, что они уже всё сделали. Им ещё предстоит великий труд. Прошлое должно подвигать к осуществлению ещё более прекрасного будущего. Сербам после всех невзгод предстоит ещё один подвиг да даст Бог силы выдержать". На вопрос о том, какими он видит сербов сегодня, старец отвечал: "Мы народ, который обезхрабрен, обезправлен, народ, которому кажется, что не имеет права и говорить о себе. Сколько бы ни было скверных среди нас, у нашего народа есть сердце и душа. Это добрый народ, но та доброта затянута пеплом неких худых дел, а душа осталась чиста, здрава… О нас говорят, как о людях, которым любо быть мучениками, что мы представляемся мучениками, как бы свихнулись, не отдавая себе отчёт, якобы сами не знаем, чего хотим. Я считаю страшным оскорблением, если кто скажет, что сербскому народу нравится разыгрывать из себя мученика. Он не играет - он есть мученик. Разве мы представляемся, когда, начиная с 1941 г., с Косова и Метохии выселены сотни тысяч сербских семей, гонимых жестокими, дикими арнаутами? И сейчас разыгрывают ли из себя мучеников наши в Дечанах, окружённые этими дикарями, которые только убивают и разрушают?.. Не знаю, заслужил сербский народ или нет то, что сейчас с ним творится, но страшно то, что наш народ обманут. И обманут сатаной через злых и скверных людей. Но мы не имеем права говорить, что у нас нет будущего - это бы значило подписать себе смертный приговор. Но если не опомнимся и не поворотим назад, к соблюдению закона Божия и закона человеческого, ничему хорошему не бывать. Прежде всего, рассчитываю на молодёжь, которой вижу здесь, в Студенице, всё больше, и на их лицах примечаю радость, что даёт надежду на лучшее. Но нам сегодня угрожает "белая чума" (вымирание нации в пару к "красной чуме" коммунизма - М.М.), которая есть только продолжение того, что давно начал тот, кто погубил миллионы наших людей, величайший злодей, сам сатана из пекла - Йосип Броз. Всё, что сейчас у нас происходит - его рук дело. Похвалялся, что отбросил Сербию назад на двести лет. Он был послан Закулисой, чтобы нас порушить и уничтожить".
Будучи спрошен о ситуации на Косове, старец Иулиан ответил: "Никто из нас не знает, как то можно разрешить, даже и те, кто во всём этом заводилы, не знают, как оно завершится. Те, кто всё это инсценирует и этим хороводит, принадлежат закулисе, которая хочет владеть миром. Они то делают не ради албанцев, не ради сербов, а только для себя. Они бы и владели миром, если бы не единственный народ, который этому противится, - сербский". И Милошевич, по словам старца, не мог защитить народ и вёл "в тот же мрак, будучи таким правителем и имея столько влияния, сколько нужно для того, что они хотят; он сам утверждал, что нужно покоряться праву сильного".
"Это не мы вне мирового сообщества, это они нас исключают, - говорил о. Иулиан. - Чего мы ищем на Западе, то они нам и предлагают. Они нам свободу уничтожили. Сейчас, скажем, извращения узаконивают. Это есть уничтожение нации, уничтожение человека; это нечто самое нечеловеческое, что можно помыслить. Кто суть люди, которые этого ищут и что нам сейчас нужно от того мира? Неужели и нам нужны такие законы?"
О современной власти в Сербии и России батюшка не захотел распространяться: "Здесь, конечно, есть некоторые перемены. Вы можете меня спрашивать, и я могу вам отвечать, а во время оно нельзя было ни помыслить, ни знаками показать". Старец всегда говорил: "Вы, русские, не предавали нас. Предали люди из вашего правительства. Но ведь русских среди них нет". О. Иулиан благословлял противостоять тайне беззакония, которая, мня о своём превосходстве, напала на кажущийся ей беззащитным сербский народ, а в нашем Отечестве воссела у рычагов власти. Именно старцу Иулиану принадлежат, ставшие крылатыми, слова: "Лучшая помощь Сербии - сильная Россия", главная надежда православного люда всего мира.
На вопрос об отношениях Церкви и государства в наших странах старец ответил вопросом: "А в какие времена живём?", и, получив ответ, что в тяжёлые, возможно, и последние, продолжил, говоря, что Церковь в наше время должна использовать малейшую возможность для исполнения своего предназначения в мире. "Часто люди, которые о том не размышляли, произносят "Церковь", подразумевая "священство". Однако, когда кто говорит "Сербская Церковь" - это то же самое, как сказать "сербский православный народ". Церковь не составляют только епископы, священники, клирики, но все православные сербы. А Церковь может много, но как Соборная Церковь, а не только архиереи, монахи, монахини, но как все наши отцы, все наши матери, вся наша чада и братия. Этот народ падал, но не пал. За сто лет мы губили державу, не за один день".
Будучи спрошен по поводу конкретных личностей, батюшка сказал: "И они порождены этим народом. А сейчас мы не можем смотреть, кто каков есть, но что должны сделать, чтобы нечто спасти. Наше спасение в том, чтобы молодой человек возвратился на село, припал бы к своему лугу или саду, трудился, женился, чтобы создавались здоровые семьи, чтобы остановилась "белая чума" и мы возвратились к нашим нравственным корням, вернулись в Студеницу".
Студеница для старца Иулиана так же, как и для всей Сербии, - не просто монастырь, где, начиная с 1961 г. до последних дней, он совершал своё служение настоятеля и духовника. Он говорил: "Эта святыня значима и тем, что здесь почивают святые мощи её основателя, великого жупана кир Стефана Немани (преп. Симеона Мироточивого), его супруги Анны (преп. Анастасии), их сына св. блгв. Стефана Первовенчанного (преп. Симона монаха). Студеница - это место, откуда святитель Савва, их сын и брат, распространял свои просветительские труды на всю Сербию. Отсюда он руководил строительством Жичи, великой Архиепископии и Царской Лавры, созидал Испостницы, два своих отшельнических скита для сугубых подвигов и уединённой молитвы, здесь основал первое студеницкое братство и установил правила монашеской жизни, так называемый Студеницкий типикон. Свт. Савва заботился не только о душе, но и о теле, основав здесь одну из первых больниц в Сербии и определив правила лечения.
Студеница - место, где сосредоточено то, что есть самого прекрасного и самого нетленного в сербском народе. Студеница есть то, что пленяет, то, что покоряет и своей святостью и своим национальным значением, зодчеством, художеством, то, что и в мире и у нас редко можно увидеть. Студеница неповторима, и она нас подвигает ко всему, что прекрасно и благородно. Она нам, в сущности, свидетельствует, что сербы суть чада великого народа, породившего Савву, Симеона…"
И как для всего народа, для о. Иулиана великим испытанием была война 1999 года - не война, а военно-воздушная кампания 19 стран НАТО против маленького, но великого народа, не желающего встраиваться в "новый мировой порядок". 81-летний старец отдавал все свои силы, поддерживая и утешая воинов и сродников погибших, беженцев и раненых. Его видели то там, то здесь - всегда именно в том месте, где более всего требовалась пастырская помощь. Как и все духовные лица, он был того мнения, что людям война пошла на пользу, обратив его к молитве и покаянию. Он напоминал слова Священного Писания: "ибо кого любит Господь, того наказывает и благоволит к тому, как отец к сыну своему" (Притчи 3; 12).
Это был утешительный старец, не чуждый и мягкой шутки, лишь бы не унывали чада. Его двоюродная сестра, жительница г. Кралева, рассказывает, что обнаруживая в ком-то недобрые или неправильные мысли, он слегка постукивал бедолагу пальцем по голове, гоня их вон. В последний раз сродники виделись при посещении старцем её в больнице после перелома. Видя её в таком бедственном положении, о. Иулиан прослезился, подобно Спасителю на гробе Лазаря, когда тому предлежало восстать и продолжать эту жизнь, а Ему - умереть для воскресения в Жизнь Вечную.
Между тем, силы отца архимандрита были сильно подточены немыслимыми человеческими скорбями и постоянным душевным напряжением последнего времени. Здоровье этого благообразного старца неполных 83 лет, выше среднего роста, сильного телосложения, когда-то черноволосого, а теперь совершенно седого, почти до последних дней весьма жизнедеятельного и подвижного, скорого на подъём и лёгкого в движения и речи, "сдало" почти внезапно на переломе века и тысячелетия.
Когда Господь привёл с ним свидеться за полтора месяца до его перехода в мир иной, в нём уже явно ощущалось это приготовление к вечности. Описать словами это трудно, но больше всего почему-то запомнились совершенно белоснежные густые брови, как-то по-детски изумлённо приподнятые над мудрыми очами старца, словно он созерцал уже нечто недомысленное из Мира Горняго. Весь уже он был какой-то нездешний, и хотя во время некраткого и очевидно нелёгкого для него пути с процедур в городе до монастыря, с готовностью отвечал на пытливые вопросы о посюстороннем и сиюминутном, с удивительным тактом сам старался заполнить возникшую было паузу, чувствовалось, что делает он это с трудом не только по слабости телесных сил, но как бы отвлекаясь от чего-то более важного земной суеты.
В последние годы жизни он нёс также послушание строителя и восстановителя монашеской жизни в обители Градац, задушбине св. преп. Елены Сербской, королевы Анжуйской. Руины средневекового монастыря с древним храмом, имеющим прекрасные росписи ХIII в., расположенные в изумительном по красоте месте в горах Рашки над быстрой речкой Брвеницей, были отреставрированы. Требовалось вдохнуть жизнь и благословение Святаго Духа через служение Божественной Евхаристии и непрестанную монашескую молитву. Здесь поселилось немногочисленное сестричество, взявшее на себя заботу о телесной жизни своего аввы, как он - о духовной стороне их жизни. Тут его меньше беспокоили, чем раньше в Студенице, куда в последнее время (как, впрочем, и в другие обители Сербии) съезжаются вереницы автобусов и машин с паломниками, и многие имеют насущные вопросы к монашествующим пастырям. Тишина же Градца нарушалась лишь трудовым шумом небольшой стройплощадки, когда потихоньку одно за другим возводились необходимые сооружения - и всё трудами и заботами старца, так же, как и асфальтовая дорога до монастыря.
На подъезде к обители старец велел послушнику-водителю сначала подняться горе. Там с лопатами и тачками суетились рабочие. Как объяснил послушник, о. Иулиан торопится закончить устройство нового монастырского кладбища, где уже приготовил для себя могилу. С помощью послушника, поднявшись из машины к кладбищу, старец долго сидел у собственной могилы…
Там он и был похоронен после отпевания в Студеницком монастыре в присутствии пятерых архиереев, множества священников и священномонахов, не говоря о многочисленных мирянах, его чадах и почитателях.
Бог сподобил совершенно чудесным образом, "случайно" побывать на парастасе в 40-й день по кончине старца Иулиана. Точная дата его преставления была тогда мне неизвестна. Но уже заранее было запланировано наше очередное паломничество по монастырям Сербии и Черногории на вторую половину августа 2001 г. Здесь неуместно да и долго описывать цепь нечаянных и "случайных" знакомств и событий, благодаря которым в один прекрасный полдень во дворе Кафедрального собора в Новом Пазаре мы встретили матушек из Градца. Кинувшись к ним с соболезнованиями, - как же они теперь без старца? - узнаю, что через день - сороковины. Господь послал нам и машину с водителем милостью жичской игумении м. Елены. В Градац съехалось множество православного народа - семья, собранная отцом Иулианом, - все радостно приветствовали друг друга, и не было скорби. Многочисленное духовенство отслужило Литургию и парастас, замечательное слово сказал студеницкий собрат старца архим. Савва, затем помянули по сербскому обычаю усопшего вином и житом, и была предложена поминальная трапеза. На обратном пути мы заехали в Студеницу помолиться о упокоении души старца на месте его сорокалетних подвигов. Благодаря новопреставленному старцу, в этот день посчастливилось повидать много старинных и обрести новых друзей и знакомых со всей Сербии и Черногории.
Позже, уже дома, при определении даты кончины старца исходя из дня сороковин, выяснилось, что о. Иулиан отошёл ко Господу 4(17) июля 2001 г., в день свв. благоверных Царственных мучеников (как и в 1983 г. наш русский старец протоиерей Тихон Пелих, весьма почитавший святых Царя с семьёю).
Упокой, господи, душу усопшаго раба Твоего схиархимандрита Иулиана и святыми его молитвами нас помилуй.
Святые благоверные Царственные мученицы Николае, Александро, Алексие, Ольго, Татиано, Марие и Анастасие, молите Милостиваго Бога да помилует и спасет земли Русскую и Сербскую. Аминь.
