- За границей сейчас очень интересуются Вашими драмами, почему, как Вы думаете?
- В начале девяностых в репертуаре европейских театров было свыше десятка моих пьес, шли переговоры по поводу еще нескольких. А потом началась разговоры о войне. о том, что все мы, в той или иной степени, виноваты в происходящем на Балканах, причем не только в Югославии. Тогда я получил от своего немецкого агента письмо, храню его по сей день, в котором он сообщал мне, что больше не может предлагать мои пьесы театрам, потому что власти не могут гарантировать порядок в зале, где идет сербская драма. Благодаря некоторому затишью и перемене отношения к Сербии, понемногу все возвращается на свои места.
- Есть ли какой-то дополнительный стимул у немцев или, например, у испанцев, ставить пьесу именно сербского драматурга?
- Не думаю, чтобы национальная принадлежность имела какое-то значение. Автор может быть родом из страны, которую директор театра просто обожает, но он не возьмется ставить его пьесу, если ее нельзя показать больше трех раз. Однако, если речь идет о нашей репутации за границей, представления эти не изменятся еще лет 10-20. Но все-таки мы не дикари из долины Амазонки, а часть европейской культуры.
- В прошлом году Вы сказали, что Третья мировая война уже началась, что Вы сейчас об этом думаете?
- Десять лет назад я заканчивал драму «Лари Томпсон», в финальной сцене человек, способный возвращать к жизни мертвых, направляется в Россию, я спрашивал себя тогда, не слишком ли это метафорично, не перегнул ли я палку. Не нужно заканчивать Гарвард, чтобы понять, что этот мир с каждым днем все глубже погружается в пучину новой мировой войны. После окончания Второй мировой войны долго выясняли, что считать ее началом. Это старая традиция - когда заканчивается война, люди пытаются понять, с чего эта война началась. В итоге началом Второй мировой принято считать нападение на Польшу, и не важно, что до этого эпизода от фашистов точно так же пострадала Чехия, а концлагеря были открыты еще в начале тридцатых годов. Все, что сейчас происходит, напоминает мне долгий пролог перед основной частью драмы, и рано или поздно люди зададутся вопросом, когда и где это началось, 11 сентября в Нью-Йорке или уже после нападения американцев на Ирак, или десятью годами ранее в Афганистане. Одно я знаю наперед, точку отсчета укажет победитель, руководствуясь своими интересами, неизвестно другое, кто станет этим победителем. Все это, вспомнить хотя бы расстрел детей, плохо закончится. Подвалы этой планеты набиты миниатюрными атомными бомбами, и я боюсь, что у кого-нибудь могут не выдержать нервы. У войны, как известно, есть одна неприятная особенность, войну не замечаешь, пока она не приходит в твой собственный дом.
- Не могу удержаться и не спросить Вас о Дарвине…
- Мой ответ однозначен, не надо разубеждать тех, кто уверен, что его дед и прадед были обезьянами. Мои вот предки не очень были похожи на тех, кто недавно спустился с дерева. Я другого мнения, при всем моем уважении к обезьянам, однако нужно быть демократом и дать свободу каждому думать, что обезьяны – его родственники.
Blic 16.09.04
