Главная страница

Мы в соцсетях











Песни родной Сербии







.......................




/21.6.2008/

Милорад Павич о постмодернистской литературе




     Роман «Пейзаж, нарисованный Чаем» я начал в 1981 году и тогда же выпустил первую часть, а закончил в 1988, используя один из самых любимых и давно известных способов чтения,который, между тем, редко применяется в литературе: чтение по словам из кроссворда. Прежде всего, этот роман заканчивается по-разному, в зависимости от того, читает ли его мужчина или женщина. В чтении по горизонтали («классический способ») на первый план выходят завязка и развязка книги. «Пейзаж, нарисованный чаем» горизонтально начинается предложением: «ни одну неосуществленную пощечину нельзя положить в могилу». И если читать роман по горизонтали, то закончится он следующей фразой: «Читатель не настолько глуп, чтобы сейчас не вспомнить, что сейчас случилось с Атанасием Свиларом, у которого была фамилия Разин». Последней фразой вертикально читаемого романа будет: «Я ворвался в церковь».


     Сущность в том, что мы можем изменить обкраденный способ чтения. И таким образом, автор может поделиться с читателем работой в со-творении художественного произведения. Между тем, тот, кто хочет изменить способ чтения одного романа, должен изменить и способ написания романа. Произведение обязано предложить читателю возможность использовать его как интерактивную прозу. Это немного похоже на оставление линейного письма и возвращение к механизму, который мы знаем из снов и мыслительного процесса, или из устного творчества. Людские сны и мысли не линейны, они роятся и распространяются по всем сторонам, они симультанны. Если мы хотим в одном литературном произведении проследить свои мысли и сны, попробуем сделать из него нелинейный феномен. Новая литературная техника особенно применима в цифровом окружении и виртуальном пространстве. Читатель в таких обстоятельствах может одним нажатием на кнопки мыши и клавиатуры изменять и выбирать путь своего читательского авантюрного приключения.


     «Не разбирая подробно историю постмодернисткой литературы, я расскажу о своем писательском опыте в этой области. Прежде всего – я всегда писал так, чтобы мои произведения были выполнены нелинейно и могли читаться не только в Интернете, но и по книгам.


     В этой технике я прежде всего написал «Хазарский словарь» (1984), роман-лексикон, название которого указывает на природу этой книги. Она может быть прочитана так же, как и все словари. Я постарался, чтобы каждая статья могла быть прочитана после и до каждой другой статьи. Итак, возник вопрос, где начало и конец романа? Завершается ли рассказ до рассказа о рассказе, то есть: завершение романа наступило в то время, которое мы называем постисторией, постфеменизмом и постмодернизмом? Проникая подробнее в поставленный вопрос, я начал спрашивать себя, где и когда начинается и завершается чтение одного романа? Для некоторых романы – это первая и последняя фраза, и все всегда ясно. Милош Црнянски – хороший пример этого вида. «большой синий круг, и в нем звезда», - так начинается его наиболее идеальный роман. Не со всеми романами все так легко: возьмем хотя бы «Войну и мир». Он завершается намного раньше. Где и когда начинается «Улисс» Джойса? «Улисс» имеет один из самых величественных финалов в мировой литературе. Женский финал одной мужской книги. Должен ли роман иметь завершение? И что по-настоящему является концом одного романа, одного литературного произведения? И неизбежно ли то, что он совсем один?


     На эти вопросы я нашел ответы при написании своих книг. Они были настоящими ответами на эти вопросы. Начну с самого конца, с 21-го века. Мой парижский издатель Пьер Белфон попросил меня, чтобы я написал предисловие к французскому изданию. Этот текст вышел как вступление к андрогинному изданию «Хазарского словаря» 2002 года в Париже, и я его цитирую:


     «по моему мнению, все произведения искусства делятся на реверзибильные и нереверзибильные. Существуют искусства, которые их пользователю делают возможным подойти к ним с разных сторон или же обойти, - это реверзибильные искусства: скульптура, архитектура, живопись.


     И существуют также нереверзибильные, такие как музыка и литература, которые похожи на улицы с односторонним движением, по которым все движется от начала до конца, от рождения к смерти. Я давно хотел, чтобы литература, нереверзибильное искусство, станет реверзибильным. Поэтому у моих романов нет начала и финала в классическом значении слова. Они созданы нелинейными. (nonlinear narratives)


     Например, «Хазарский словарь» является лексиконом, и в зависимости от алфавита разных языков, она неодинаково начинается и заканчивается. Оригинальная версия, написанная кириллицой, заканчивается одной латинской цитатой sed venit ut illa impleam et confirmem, Mattheus. Греческий вариант: «я сразу заметил, что во мне три страха, а не один». Еврейская, испанская, английская и датская версия заканчиваются подобным образом: «потом бы это происходило в обратном порядке при возвращении читателя и Тибон исправлял перевод на основе впечатления от принятых при чтении на ходу». Сербская версия на латинице завершается так: «этот взгляд написал в воздухе имя Коэна, запалил фитиль и показал ей путь к дому».


     «хазарский словарь» в мужской и женской версии вышел уже в 1984 году, и каждый мог выбрать, какую версию читать. И часто меня спрашивали, в чем отличие двух версий. Дело в том, что мужчина переживает мир вовне, а женщина носит его в себе. Эта различие видно в мужской версии, относительно женской. Если хотите, это картина распада времени, которое поделилось на коллективное мужское и индивидуальное женское.


     Хазарский словарь сейчас вступает в 21 век, в эру Водолея. Только в женской версии, которую читатель держит в руке, а мужская ему представлена в этом дополнении. Тогда как в 20 веке книга была двуполой, в 21 веке она стала гермафродитом. Андрогином. В этом новом облике, мы можем представить книгу, как место, где женское время содержит мужское. Часть, которой различается женская версия от мужской, находится в последнем письме после фразы: «и предложил мне те несколько отксерокопированных листов, что лежали перед ним» - это мужской орган книги, это хазарское дерево, которое здесь входит в женскую версию романа, гласит: «Я протянула руку и взяла эти страницы, которые прикладываю к письму. Вместо того, чтобы выстрелить, я взяла их, смотрела на эти сарацинские пальцы с ногтями как лесные орехи и думала о том дереве, которое Халеви упоминает в своей книге о Хазарах. Я думала о том, что каждый из нас одно такое дерево: чем ближе мы к небу, через ветра и дождь к Богу, тем глубже мы должны прорастать корнями сквозь грязь и подземные воды к аду»


     Существует около двух с половиной миллионов вариантов прочтения этого романа.


     21 век ставит нам один необычный вопрос: можно ли литературу спасти от языка? Вопрос, на первый взгляд, абсурден, но он уже за нашими плечами. И я постраюсь дать вам одну из дефиниций языка.


     Представим язык как карту мыслей, чувств, памяти человека. Как все карты, язык в 100 раз - уменьшенная картина Того, что хочется выразить. В сто тысяч раз суженный образ мыслей, чувств, памяти.


     Мы можем сделать вывод, что начавшаяся эра Водолея заметно символизирует язык и не ставит его на первое место. Экономная коммуникация посредством знака сокращает путь, который проходил язык в течение тысячелетий. Линеарность написанных и напечатанных слов больше не приветствуется. Человек чувствует, что зафиксированный язык уже не похож на мысли и чувства, сны, которые нелинейны. Поэтому все «электронные» писатели пытаются сделать так, чтобы их интерактивный роман, язык в котором уходит от своей линейности, был для читателя картой его собственного творчества. Я попытался пойти на встречу такому литературному будущему.


     


     Милорад Павић "Аутобиграфија"


     Перевод-Анна Травкина


     © www.srpska.ru