История антифашистского сопротивления и народно-освободительной борьбы против немецко-фашистских захватчиков на территории Югославии в годы Второй мировой войны достаточно подробно освещена в отечественной и югославской историографии. Однако в советский период большинство югославских авторов уделяло основное внимание роли коммунистической партии в этой борьбе. Фактически имело место несколько одностороннее понимание этого процесса, многие значительные исторические фигуры отодвигались на задний план или намеренно предавались забвению. Отечественная историография в этом отношении, к сожалению, чаще всего шла следом за историографией югославской. В настоящее время знакомство с опубликованными за последние годы документами и мемуарами позволяет несколько по-новому взглянуть на события Второй мировой войны. Одной из малоизученных и актуальных тем по-прежнему является вопрос о роли Сербской православной церкви в событиях Второй мировой войны на Балканах. До сих пор, например, практически не освещён факт ареста Патриарха Гавриила немцами в 1941 году, в то время как Сербский Патриарх стал единственным церковным деятелем столь высокого ранга в восточной Европе, который подвергся аресту, суду, продолжительному заключению и отправке в концлагерь Дахау. Совершенно очевидно, что для этого должны были быть какие-то особые основания, и изучение архивных материалов и мемуаров позволяет сказать, что они действительно были.
Обратимся, однако, к исторической канве событий. 6 апреля 1941 года после начала воздушных налётов авиации вермахта на Белград патриарх покинул столицу и направился вслед за эвакуирующимся на юг страны правительством. Встретившись по дороге с некоторыми государственными деятелями, он прибыл 10 апреля в монастырь Острог. 14 апреля сюда же прибыл король Петр II в сопровождении министра двора Кнежевича. Поскольку в стране сложилось критическое положение, патриарх посоветовал им обоим срочно покинуть Югославию, что они и сделали, отправившись самолётом в Грецию.
После того как 17 апреля была подписана капитуляция югославской армии, патриарх продолжал оставаться в Остроге, намереваясь в скором времени вернуться в Белград, но 23 апреля в монастырь нагрянули немцы. Ворвавшиеся к патриарху солдаты сообщили, что он арестован по личному приказу Гитлера как военный преступник. Арест сопровождался угрозами и оскорблениями, при обыске монастыря немцы жестоко избили шефа патриаршего кабинета Душана Дожича, а самому патриарху пришлось провести 6 часов под снегом и дождём.
Через полтора дня патриарх был доставлен в Сараево, где его поместили в занятой немцами школе. Вскоре сюда же прибыли члены немецкого военного трибунала — подполковник и два майора — с целью допросить патриарха. Однако в первый день допроса не получилось: патриарх отказался отвечать на вопросы стоя и просил задавать их на французском языке. Несмотря на угрозы, он остался непоколебим в своих требованиях, и членам трибунала пришлось удалиться. На следующий день, 26 апреля, полковник зачитал патриарху обвинение по-французски. Он был объявлен главным военным преступником и виновником вступления Югославии в войну против стран «оси». Немецкий офицер сообщил, что имеет приказ верховного главнокомандующего допросить патриарха о его «преступной деятельности и сообщить о ней высшему военному суду для вынесения справедливого приговора».
Далее, более развёрнуто, следовали основные пункты обвинения. Патриарх обвинялся, в частности, в том, что, являясь главой православной церкви и используя свое положение, занялся политикой и настраивал граждан на опротивление странам «оси». Преступная деятельность патриарха якобы активизировалась после подписания в Вене пакта 25 марта 1941 года и нашла среди верующих благодатную почву. Они предались мятежу и подготовили путч во главе с генералом Симовичем и другими офицерами, которых патриарх «опьянил своими речами». Таким образом, патриарх лично толкнул Югославию в огонь войны и свое законное правительство, в то время как оно во главе с князем-регентом Павлом стремилось к Дружеским отношениям с Германией. В тот момент, когда силы «оси» и Югославия пришли к мирному решению и Гитлер благосклонно принял желание князя Павла подписать договор, патриарх нанёс «тяжелейший удар этой миролюбивой политике и созвал своих епископов в Белград на собор, где научил их совместно составить меморандум, направленный против подписания пакта». Помимо этого, патриарх лично благословил группу заговорщиков и поддерживал контакты с Черчиллем, по директивам которого подготовил путч с целью свержения законного правительства. Кульминацией стали выступление * патриарха по радио после путча, активная поддержка заговорщиков и руководство ими, а также подстрекательство к нападению на немецкого посла.
Ответ патриарха, произнесённый перед судом на следующий день, превратился в политическую речь, в конце которой Гавриил заявил, что никогда лично не желал никакого союза со странами «оси», а особенно с Германией, и этот взгляд с ним разделили абсолютно все сербские епископы. Вместе с тем он отрицал существование какого-либо тайного заговора. Епископы и патриарх, по его словам, всегда открыто выражали своё мнение, а возможность переворота не была ни для кого секретом. Обвинение в том, что он являлся главным виновником начала войны, патриарх назвал тенденциозным и отверг его как незаконное в правовом отношении.
1 мая Гавриил был доставлен самолётом в Белград и помещён в подвальной тюрьме гестапо. Его ежедневно допрашивали. Во второй половине мая патриарх был переведён в здание бывшего окружного суда. Жестокое обращение, содержание в холодной камере и плохая пища привели к резкому ухудшению состояния его здоровья. На основании заключения немецких врачей было принято решение о переводе его в монастырь Раковицу, расположенный в предместьях Белграда. При этом патриарху было заявлено, что перемена режима не означает, что его преступления забыты. Более суровое наказание лишь откладывалось на некоторое время. В Раковице Гавриил находился под постоянным контролем гестапо и не имел права принимать кого-либо без разрешения немцев.
Какие же всё-таки основания имели столь серьёзные обвинения и жестокое отношение к Предстоятелю Сербской православной церкви? Ответ на этот вопрос мы можем найти в мемуарах самого патриарха Гавриила, где подробно описываются предвоенные события и все тонкости политической игры весны 1941 года: «Все мы делали всё, что могли, вместе с политическими и национальными представителями сербского народа, чтобы предотвратить подписание рокового пакта с силами «оси». Народное недовольство с каждым днём принимало все большие размеры, особенно после того как стало известно, что князь Павел тайно был в Германии по приглашению Гитлера и дал своё согласие на то, чтобы Югославия присоединилась к Тройственному пакту». К патриарху постоянно приезжали члены правительства, сообщавшие ему о положении дел в отношении возможного принятия пакта. Он лично встречался, дабы обсудить этот вопрос с членом правительства Мачеком и королевским наместником Станковичем. Последнему в марте 1941 года Гавриил указывал на трагические последствия союза Югославии со странами «оси». 19 марта 1941 года патриарх передал Станковичу меморандум Сербской православной церкви, в котором говорилось о негативных последствиях возможного подписания пакта.
Все попытки князя-регента склонить патриарха на свою сторону не увенчались успехом. 23 марта, за два дня до подписания пакта, патриарх Гавриил по приглашению князя приезжал на приём, где между ними состоялся обстоятельный разговор. Князь сообщил патриарху о намерении правительства и Королевского наместничества подписать с силами «оси» пакт, который должен гарантировать суверенитет и целостность Югославии. Необходимость этого шага князь аргументировал недостаточной обороноспособностью страны, отсутствием реальных союзников, а также военной и политической мощью Германии. Он просил патриарха принять это решение с пониманием и умиротворяюще подействовать на Сербскую православную церковь и народ. Аналогичных действий он ждал и от всего сербского епископата.
В ответ патриарх заявил, что принятие пакта уничтожит жизненную силу сербского народа, и единоличное решение князя, принятое под давлением Гитлера, приведёт страну к тяжёлым испытаниям. «На основании совместного договора с представителями народа и Сербской церкви я уполномочен предложить вам план, — заявил патриарх, — и нашу полную поддержку в поиске справедливого и целесообразного решения, которое будет в состоянии спасти наш народ». Затем патриарх подверг критике политику правительства, приведшую к тому, что Югославия оказалась лишённой помощи союзников, а армия не готовой к отражению агрессии. Одновременно он изложил план, направленный на защиту государственной целостности. Предложения Гавриила сводились к четырём пунктам: 1) образование нового правительства народного согласия; 2) вступление князя в контакт с народными представителями с целью вернуть народное доверие; 3) срочное расширение Королевского совета за счёт привлечения народных представителей.
Четвёртый пункт заслуживает особого внимания. Предстоятель церкви подверг критике организацию обороны на северной границе Югославии и выступил со своим стратегическим планом. Припомнив печальный опыт французов с линией Мажино, патриарх указал на невозможность противостоять немецким танкам и моторизированным частям на открытой местности и предложил срочно перенести все склады продовольствия и вооружений в горные районы. По его мнению, самым удобным местом для организации сопротивления являлись горные массивы Боснии, Герцеговины и Черногории. «Я лично, — пишет патриарх, — советовал королевскому наместнику Раденко Станковичу этот план как целесообразный и единственно реальный для нашей обороны. Военные специалисты, которым я говорил об этом, были полностью во всём согласны». Последняя фраза более чем красноречиво свидетельствует о контактах главы Сербской церкви с представителями югославской армии.
Предложения патриарха, по сути, являлись политическими требованиями, в случае выполнения которых он обещал помощь со стороны церкви и от себя лично. Однако князь Павел ответил, что для осуществления этого плана уже нет времени. Этот ответ был расценён Гавриилом как капитуляция перед Гитлером. Поняв, что изменить позицию князя не удалось, патриарх заметил, что выполнил свою обязанность по отношению к Отчизне и заявил, что продолжит путь с народом до конца и с радостью готов удалиться в монастырскую келью. «Это будет мой последний протест против подобной политики», — закончил разговор патриарх.
В своих мемуарах предстоятель Сербской православной церкви подробно описывает и события государственного переворота, осуществлённого 27 марта 1941 года группой высших офицеров во главе с генералом Симовичем и направленного на свержение правительства и отстранение от власти принца-регента Павла. Патриарх пишет, что утром 27 марта ему позвонил генерал Симо-вич. Попросив благословения, он сообщил о низложении Королевского наместничества и правительства. «Армия выполнила свою обязанность и освободила государство от диктатуры и правления, которое подписало позорное предательство», — заявил Симович и попросил патриарха от имени нового правительства, короля и всех участников путча, поднять «знамя свободы» и сказать народу о значении этого исторического дня9. Благословив генерала и всех «участников этого священного дела», Гавриил согласился выступить по радио и написал небольшую речь. После этого он созвал епископов, находившихся в патриархии с начала работы назначенного на 27 марта архиерейского собора. Собравшиеся бурно приветствовали патриарха, поблагодарившего архиереев за принципиальную позицию и поддержку. Затем предстоятель зачитал свою речь для выступления. Около 10 часов состоялось выступление патриарха по белградскому радио, транслировавшееся несколько раз в течение дня по радиостанциям Белграда, Загреба и Любляны.
28 марта по случаю вступления Петра II на престол в кафедральном соборе был отслужен благодарственный молебен, на котором присутствовали члены нового правительства во главе с генералом Симовичем, сербские епископы, дипломатический корпус, генералитет и другие государственные и общественные деятели. В 16 часов того же дня генерал Симович прибыл с официальным визитом в патриархию, где в полном составе находился собор епископов. Появление Симовича в сопровождении патриарха в зале заседаний было встречено овациями. После этого Гавриил выступил с личным приветствием к генералу.
Как видно из вышесказанного, патриарх и другие представители церкви, благодаря своему авторитету, оказали серьёзное влияние на настроения в высших коридорах власти и широких народных массах. В этом контексте интересную оценку действий патриарха и других представителей церкви даёт сербский историк Слиепчевич, который вполне резонно замечает, что исследователь всего комплекса событий, связанных с подготовкой, осуществлением и последствиями путча 27 марта 1941 года не может пройти мимо оценки личного вклада в эти события патриарха Гавриила и руководства Сербской православной церкви (СПЦ). «С учётом близости патриарха Гавриила к политическим и военным организаторам путча, — пишет Слиепчевич, — нельзя освободиться от осознания ответственности, падающей на патриарха Гавриила и епископат СПЦ из-за созыва архиерейского собора по вопросу присоединения к пакту». Это, по сути, означает, что и самый ответственный орган СПЦ отождествлялся с путчистами и их политикой. Не случайно поэтому деятельность наиболее известных представителей церкви была ещё до войны предметом пристального внимания немецких спецслужб.
Активная поддержка церковью сил, противостоящих союзу с Германией, вызвала негативное отношение к ней оккупантов. Некоторых же её представителей немцы восприняли как открытых врагов «третьего рейха». Так, вскоре после оккупации Югославии фашисты арестовали епископа Жичского Николая (Велимировича), чей авторитет и открытая антигерманская позиция были хорошо известны. Итальянцами был интернирован епископ Далматинский Ириней Джорджевич как «один из активных участников путча». Трое сербских архиереев были изгнаны из своих епархий в болгарской оккупационной зоне. Венграми был арестован и интернирован епископ Мукачевско-Прешевский Владимир Раич. Епископ Рашко-Призренский Серафим Йованович был интернирован в столицу Албании Тирану. Одновременно с этим на территории новообразованного «Независимого государства Хорватия» в отношении представителей Сербской православной церкви развернулся широкомасштабный террор. К концу лета 1941 года троих сербских архиереев уже не было в живых, а ещё двоим после издевательств и пыток чудом удалось избежать смерти и оказаться в Сербии. Есть свидетельства, что немцы были прекрасно осведомлены о происходившем, а возможно, и санкционировали расправы. Например, ещё до ареста митрополита Дабробоснийского Петра хорватскими усташами обыск в его резиденции проводили немецкие офицеры, один из которых сказал, что митрополита следовало бы убить за то, что он хотел войны с Германией. Менее чем через полгода митрополита ждала мученическая кончина в концлагере.
Некоторые архиереи прошли через унизительные допросы. 15 апреля 1941 года, когда Скопье уже было занято оккупантами, немцы вызвали на допрос митрополита Скопского Иосифа (Цвиевича). Многие из задававшихся ему вопросов перекликаются с обвинениями, предъявлявшимися патриарху Гавриилу. Митрополита Иосифа просили прокомментировать информацию о том, что он является руководителем четнических формирований, ненавидит болгар и немцев и действует против них, имеет дома арсенал вооружений, устраивал встречи с английским консулом, вёл подрывную работу против немцев и т.п. 12 мая 1941 года сербские епископы, оказавшиеся к тому моменту в Белграде, были вызваны на встречу, которая тоже по форме напоминала допрос. Беседовавшего с ними немецкого офицера интересовало, кто из сербского духовенства является масоном, известно ли архиереям об английских листовках, распространявшихся епископом Пожаревацким Вениамином и его духовенством среди верующих. Параллельно следовали обвинения в том, что сербские священники платили молодёжи, чтобы она вела антигерманскую пропаганду. В целом складывается впечатление, что Сербская православная церковь уже перед нападением на Югославию воспринималась немцами как одна из самых влиятельных структур, на которой лежит ответственность за срыв вступления Югославии в союз со странами «оси» и организацию сопротивления.
Подозрительность со стороны немцев в известной мере сохранялась и позднее, когда были сформированы сербская администрация и подконтрольное оккупантам правительство генерала Недича. Работа Священного Синода контролировалась гестапо, по требованию которого протоколы заседаний доставлялись полиции. Сербской администрацией был назначен цензор, просматривавший почту центральных церковных органов в Белграде. Немецкой цензуре подвергались официальные церковные издания.
Одновременно с этим предпринимались попытки втянуть церковь в борьбу с движением сопротивления. 20 октября 1941 года председатель правительства генерал Недич организовал встречу с сербскими архиереями, в которой приняли участие 8 епископов. На встрече Недич сообщил, что немцы недовольны позицией Сербской православной церкви, которая, по их мнению, не предпринимает серьёзных шагов против распространения большевистской пропаганды. Позднее, несмотря на протесты представителей церкви, от их имени была опубликована декларация, согласно которой сербские архиереи приняли решение о вступлении в решительную борьбу против коммунистов.
Подозрительность со стороны немцев имела под собой и серьёзные основания. Всё тот же Слиепчевич неоднократно указывает на имевшие место контакты высших представителей сербского духовенства с различными представителями движения Сопротивления. «Нельзя поставить под сомнение, — пишет Слиепчевич,—что епископы хотели мира и порядка, но... и они, как известно, находились под влиянием англоамериканской пропаганды, частично и пропартизанской..». В декабре 1942 года командующий оккупационными войсками направил председателю правительства Сербии сообщение, в котором говорилось: «С сожалением должен констатировать,что в последнее время духовенство, включая высших его представителей, принимает участие в движении мятежников.... Ни при каких условиях нельзя терпеть того, что священники позволяют использовать себя, например, для передачи информации или что они более или менее содействуют англофильской пропаганде, или что монастыри, в том числе и женские, используются как убежища».
В действительности многие священнослужители принимали активное участие в борьбе с оккупантами в различных по своей политической окраске вооружённых формированиях. До нас дошло немало примеров участия духовенства как в движении четников генерала Дражи Михайловича, так и на стороне Народно-освободительной армии и партизанских отрядов под руководством Иосипа Броз Тито и коммунистической партии. Поэтому нет ничего удивительного и в том, что сербские священнослужители так часто гибли от рук оккупантов. За годы войны немцами было убито 84 священнослужителя, венграми - 17, болгарами -11, итальянцами - 8. К этим цифрам нужно ещё добавить членов сербского духовенства, погибших от рук усташей на территории созданного с санкции Германии и Италии марионеточного «Независимого государства Хорватия» - 171 человек, а также 15 священников, убитых албанцами.
Эти и другие факты позволяют произвести определённую переоценку событий Второй мировой войны на территории Югославии и сказать, что сербское духовенство играло в этих событиях более важную роль, чем та, которая ему чаще всего отводилась в историографии послевоенного периода. Благодаря публикации всё большего числа источников тема участия сербского духовенства в политической и вооружённой борьбе с «третьим рейхом» может стать новой интересной страницей в истории Второй мировой войны на Балканах.
